Вячеслав Морочко - Рассказы

«Так я и думал» — признался пилот. У него сразу отлегло от сердца: теперь все как будто становилось на свои места. Заключение дефектатора рассеяло тревогу Пера. От радости он готов был расцеловать это неуклюжее хитросплетение мысли и проводов, но старик уже погрузил себя в кабину лифта и унесся к земле.

Туман окончательно рассеялся. Первые лучи солнца осветили множество людей, собравшихся на краю космодрома. — Мы вас ждали, Пер! — произнес высокий, уже начинающий седеть человек лет девяноста. — Возьмите себя в руки. Вы должны знать: все, что произошло, — зто прекрасно! Да, да, прекрасно!

«Если все так прекрасно, насторожился Пер, — то почему я должен брать себя в руки? Что случилось?» — Известил ли вас кибер-дефектатор, — продолжал незнакомец, — что бортовой «регистратор разности времени» вышел из строя?

— Я и без него это знал, — ответил Пер. — Когда прибор намотал лишних пять лет, я сразу понял, что с ним творится неладное.

— Лишних пять лет?! — переспросил седой человек. — Выходит, робот сказал не все!

— Вполне возможно, — согласился Пер. — Удивляюсь только, где вам удалось раскопать эту музейную древность.

— Как раз из музея мы его и взяли. Кибер находился там с тех пор, как поставили на прикол последний корабль того класса, на котором летали вы.

— Невероятно! Как могло случиться; что я об этом ничего не знаю? — удивился пилот.

— Вы и не могли знать, сказал человек. — Это произошло триста лет назад. Теперь судите сами, на сколько ошибся ваш «регистратор разности времени».

«Ну вот и все, — подумал Пер. — Случилось то, чего я больше всего боялся».

Мысль о том, что он может опоздать на несколько поколений, с самого начала не давала ему покоя. Но он упорно гнал ее прочь. Допустить такую возможность означало примириться со страшным поворотом судьбы, навсегда отнимающим у него Сольвейг.

Из толпы вышел сгорбленный старик.

— Пер, вам просто чертовски повезло! — произнес он скрипучим голосом. — Мне скоро двести. В старину таких называли патриархами, но я гожусь вам в правнуки. И, как мне ни тяжело двигаться, я не мог не прийти сегодня вместе со всеми на этот праздник победы над временем!

«Какой праздник? К чему все это? — думал пилот. — Что я могу им ответить? Неужели и в самом деле я кажусь им героем — победителем времени? Но ведь это всего лишь слепой закон, известный каждому школьнику. То, что произошло, вовсе не заслуга моя, а моя беда. И единственное, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое».

Пилот опустил голову. Все здесь напоминало ему о Сольвейг. Чувствуя себя одиноким среди ликующей массы непонятных и далеких ему людей, Пер уже не слышал, что говорили вокруг. Расслабленный, опустошенный, он не мог произнести ни слова, мечтая лишь о той минуте, когда ему наконец дадут возможность побыть одному.

Подняв отяжелевшие веки, пилот увидел вдруг, что люди перед ним расступились. Он глянул вперед и опустил голову.

«Что же это со мной происходит? Так нельзя! Я действительно должен взять себя в руки. Уже начинает мерещиться… Нет, это невозможно…» — Сольвейг! — неожиданно крикнул Пер и, сорвавшись с места, бросился туда, где только что перед ним мелькнуло знакомое платье. Еще издали он узнал ее по-детски чуть-чуть угловатую фигурку. Одинокая, хрупкая, она неподвижно стояла на том самом месте, где они когда-то расстались. Так продолжалось несколько мгновений. И вдруг на бледном ее лице вспыхнула задорная улыбка. Она подняла руку, и пилот услышал знакомый возглас: «Привет, ёжик!» Сольвейг медленно опускалась на землю. Пер подхватил ее на руки, и она открыла глаза. Лица пилота коснулись мягкие локоны, и он уловил знакомый аромат дикой полыни. Он слышал, как рядом часто-часто бьется ее сердце, а может быть, это кровь стучала в его висках.

— Это ты! Ты!.. — шептал Пер, еще не в силах поверить глазам. Он гладил ее нежную шею, покрытую золотистым загаром, и, задыхаясь, твердил:

— Это ты! Ты, Сольвейг, — такая же как всегда! Ты прекраснее, чем всегда! Разве это не чудо?!.

На бледном лице ее вспыхнул яркий румянец.

— Ёжик… — тихо ответила Сольвейг, — я тебя очень ждала.

Мы давно не виделись.

— Все такой же безрукий? — спросила Нина, поправляя тонкими пальцами узелок моего галстука. Ее мальчишеская челка почти коснулась моей щеки.

Я совсем забыл, что она — орнитолог. Знай, что могу ее встретить, — отказался бы от задания.

— Здравствуй, — промямлил я. — Попросили вот… сделать очерк. Не знаю, смогу ли…

— Ведь ты у нас умница — сможешь, — сказала она, поправляя мне волосы.

— Иван Петрович, где же вы? — звал Веденский. Он стоял в конце галереи, как добродушный слоник в очках, и озабоченно морщил лоб. — Идите сюда!

— Иду! — крикнул я, принимая зов как спасение.

Нина смотрела с улыбкой, чуть щурясь, точно хотела сказать: «Ну что, дружок, влип»?… Подумать только: порывистая, небольшого росточка, еще год назад она была для меня манящей загадкой!

Ежась от холода, орнитологи торопились в лаборатории. Когда я догнал Веденского и оглянулся, мне тоже захотелось поежиться: Нина стояла рядом с каким-то верзилой, и оба смеялись, глядя мне вслед.

Пройдя холл с мягкой мебелью, живым пламенем в камине и роскошным садом за окном во всю стену, (в этом гнездышке орнитологи приходили в себя после «сеансов»), мы проследовали в галерею, со множеством похожих дверей. За этими дверьми и размещались знаменитые контактные «кабины» Центра исследования пернатых.

До сих пор я только слышал о них. Сегодня одна из таких «кабин» подготовлена для работы со мной.

В первой комнате, где были только кушетка и встроенный шкаф, я разделся. Веденский помог мне облачиться в сотканный из крошечных электродов облегающий комбинезон, и провел в кабину, где стояли пульт и высокое кресло.

Отправляясь сюда, я готовился к чуду. Но досадная встреча с Ниной выбила из колеи. «Хороший ты человек… — объясняла она, когда мы с ней расходились, — но ужасный зануда».

Я не мог успокоиться. И поэтому кресло казалось чересчур мягким, стены, задрапированные белыми складками, напоминали дешевую бутафорию, а хлопотавший возле меня толстячок-инструктор начинал раздражать.

— Вам не приходилось заниматься планерным спортом? — допрашивал он, устраивая меня в кресле.

— Нет. А что — это плохо?

— Напротив. В нашем деле человеческий опыт только вредит. Прошу соблюдать осторожность. Не поднимайтесь выше деревьев!

— Совершенннейший бред! — подумалось мне. Вслух спросил: — Боитесь, что разобьюсь?

— Можете и разбиться. Но самое страшное — хищники.

— Я знаю, какую ценность собой представляет пернатое, включенное в эксперимент… Сам об этом писал… Популярно.