Йен Уотсон - Книга Реки

— Книга Преданий — это суеверия? — повторила я, не веря своим ушам. Еще две или три женщины, а Тамат особенно, казалось, были шокированы.

— Очевидно, я преувеличиваю. Я просто хочу, чтобы меня поняли. Мы на словах признаем то, о чем говорится в Книге Преданий, потому что это работает. Если тебе приходится вкалывать на реке, чтобы зарабатывать на жизнь, она должна тебя принимать. Мы пьем течение. Мы подчиняемся определенным правилам. Потом мы в основном об этом забываем. Мы не ползаем по утрам по палубе на коленях и не молимся духу реки. Мы никогда не пытаемся говорить с течением. А вот они все это делают. Они одержимы — но отрицают это. У нас течение всегда на заднем плане — там, где оно и должно быть. У них — нет. Оно занимает их больше всего, хотя они его и боятся.

В каюте наступила тишина. Если бы все это сказала Тамат, поднялся бы страшный шум. Но не она это сказала.

— Кстати, о практичности, — сказала я, — как насчет планов доктора Эдрика отравить течение?

— Пусть они провалятся, — строго сказала Неллиам. — Пусть он годами ходит по лесам и ничего не находит. Пусть он попадет между этими двумя жерновами, Хранителями и Крестоносцами, и они раздавят его. Мы ничего не можем с этим поделать.

— Мы могли бы рассказать об этом всем, от Умдалы до Тамбимату. Предупредить людей. Рассказать им о западе.

— Зачем? Чтобы люди жили в постоянном страхе? Чтобы любой оппозиционер имел против нас оружие? — Неллиам наклонилась ко мне. — Чтобы твоя слава распространилась подальше? — Она говорила скорее шутливо, чем угрожающе.

Вскоре после этого конклав начал подходить к концу. У меня осталось странное чувство, что я побывала на высшем совете, — который ничего не решил. Гильдия могла сменить паруса; но могла ли она изменить курс? Разве можно изменить курс на прямой реке, которая вечно течет из пункта А в пункт В? Да и зачем?

В конце концов, после того как меня отпустили, главы гильдии пришли к практическим выводам: нужно строить новые сигнальные станции, которые можно будет использовать как наблюдательные башни (если их оснастить телескопами из Веррино). Вероятно, был достигнут некий консенсус, поскольку его результаты мне предстояло узнать слишком скоро. Я чувствовала себя полностью опустошенной. Сначала течением, а теперь своей гильдией…

Когда я подумала об этом на свежую голову, то решила, что сделать ничего нельзя. Как можно решить такую проблему? Поспешные решения могут только усложнить все дело. Если ты что-то называешь проблемой, то от этого становится только хуже.

Когда я покидала каюту, последнее, что я слышала, были слова Тамат:

— Суеверия или нет, — тут она посмотрела на Неллиам, — но пусть черное течение укажет нам путь. — Ее взгляд выражал почтение, но в глазах светилось что-то похожее на — скажем так — честолюбие. Как я уже говорила, это была красивая и привлекательная женщина. Наверное, она много работала и нравилась людям. И вместе с тем, возможно, немного боялась сделать что-то не так — когда нужно было говорить, выражать свое мнение и принимать решения. Она старалась произвести впечатление, но вряд ли сама верила в то, что говорила.

— Несомненно, — сдалась Неллиам. — Простите меня за грубость. Считайте это причудами старой женщины. Я просто старалась добраться до самой сути.

— Да укажет течение нам путь… — Тамат и предположить не могла, как скоро и страшно покажет нам течение этот путь!

Ах да. В заключение меня приписали к судну под командой Тамат. Оно называлось «Голубая гитара» и направлялось на юг.

Вот так я бы и продолжала свою жизнь женщины реки. Так же, как и все мы.

В течение некоторого времени.

Я снова вернулась к работе. К нашей работе. Так прошло полгода, и снова наступил Новый год, годовщина того дня, когда я очнулась на чужом берегу.

Этот год я встречала уже не на чужбине. «Голубая гитара» стояла в каменных доках Джангали…

Накануне праздника я отправилась в старый город навестить Лэло и Киша, которых не видела уже больше года. Они могли перебраться в другой дом, уже собственный, но я решила сначала заглянуть в их старый родительский дом на дереве.

Мать Лэло оказалась полной смуглой женщиной с копной курчавых черных волос, украшенных гребешками и агатовыми бусинами.

Она устремилась ко мне с бурными приветствиями, как это принято в Джангали, а потом добавила:

— Подождите минуту, сейчас я вами займусь. Мне нужно присмотреть за ребенком.

— Ребенком? — кажется, я разинула рот. — Но как…

— Как обычно, дорогая! — Она громко засмеялась. — Как же еще?

— Значит, мы не виделись действительно давно.

— Лучше выводить цыпляток пораньше, я так считаю! Закончить с этим делом, пока молодая. Думаю, они заведут троих. Первым у них родился хорошенький мальчик, значит, следующей будет крупная крепкая девчонка.

Я подумала, осмелится ли когда-нибудь Киш говорить так же громко…

— К вам не заходила женщина по имени Джамби? — машинально спросила я.

— Кто?

Я описала Джамби мамаше, напомнив ей, что та была другом семьи Киша и вместе с ней мы были на борту судна, которое привезло Лэло и Киша домой.

— О, вспомнила! Она заходила как-то раз. Бродяга, а не женщина! Не могу сказать, что она мне понравилась. Этих женщин нельзя приглашать в дом. Из-за таких молодому человеку трудно привыкать к новой жизни.

Бедный Киш…

— Думаю, вы правы, — сказала я.

— Конечно, я права. Но подождите! У нас с балкона открывается такой чудесный вид.

— Не имеет значения. Я просто заскочила на минутку. — Я театрально хлопнула себя рукой по лбу. — Ой, у меня же дела, а я и забыла!

Мамаша пристально на меня посмотрела.

— Действительно? Так что мне сказать моей Лэло, кто приходил?

— Никто. Не беспокойтесь. — Я пятилась к двери. — Наверное, они заняты. Знаете, я и сама бродяга, перекати-поле.

— Смешная вы какая-то! Что ж, до свидания, — сказала мамаша и закрыла дверь.

Я ушла.

По дороге в порт я думала о своих родителях. Я с ними еще так и не виделась. Но это была не моя вина! Судно Тамат держало меня в южных водах, подальше от Веррино и Наблюдателей, так я думаю. Мы должны были отправиться вниз по течению «когда-нибудь», но я понимала, что переходить с судна на судно, как бывало раньше, мне не позволят. Тамат следила за мной.

Пару раз я писала родителям из Сверкающего Потока—и сейчас меня ждали два письма. Второе я получила в poste restante [4] Poste restante — до востребования (фр.). хозяйки причала, когда мы пришли в Джангали.

В первом письме мать упрекала меня, что не пишу так долго. (Разумеется, я не сообщила ей, что провела некоторое время, разгуливая босиком и в одиночку по западному миру!)

Еще я почувствовала в ее письме некоторую тревогу за Капси. (Это тоже требовало моего личного присутствия. К тому же все так переплелось, что рассказывать о Капси, не рассказывая о себе, было невозможно, так что эта проблема со временем стала только сложнее.)