Йен Уотсон - Книга Звезд

Я понятия не имела, что буду слушать. Скорее всего какую-нибудь оркестровую музыку. Но когда в толпе других любителей искусства я вошла в залитый огнями зал, то увидела афиши, на которых было написано: «„Птицы": оперетта, сочинение Дарио из Андаджи». (Андаджи — это маленькая деревушка к югу от Аладалии.)

Что бы это могло быть? Сказка? Я не могла себе представить, чтобы какая-нибудь птица могла вдохновить художника. Крошечные невзрачные создания, к тому же редкие, — что в них такого? Вот бабочки — те другое дело. А что касается птичьего пения — видимо, именно ему посвящалось сочинение, раз уж это была оперетта, — то оно уж точно было, вымыслом. И все же, если судить по разноголосому гулу толпы в зале, «Птицы» Дарио были известным произведением.

Я купила билет и вошла в темный сводчатый зал, где заняла свободное место возле прохода. Вскоре ко мне подошел стройный молодой человек и, извинившись, сел рядом. Свои длинные светлые волосы, собранные в пучок и перехваченные шнурком, он перебросил себе на грудь и крепко сжимал в руке, словно это была кисточка какой-нибудь шляпы, которую могло сдуть ветром. Его кожа пахла лимонной корочкой. И все же, несмотря на соседа, я чувствовала себя в пол :ном одиночестве. Свет в зале погас; масляные лампы освещали только полукруглую сцену.

Музыканты заняли свои места: два гитариста, арфист, скрипач, флейтист, барабанщик, ксилофонист и трубач. Опустился задник, на котором был нарисован крестьянский двор и радуга, изогнувшаяся над ним. Потом из-за кулис вышли певцы, наряженные в смешные костюмы… огромного петуха, индюка и белоснежного гуся.

Так вот о каких птицах шла речь! Я захихикала, но мой сосед на меня зашикал. Зазвучала увертюра, музыка была мрачной, заунывной и резкой.

«Мужчина принадлежит берегу, — пел гусь. — Женщина принадлежит реке. Только птицы принадлежат небу!»

«Итак, братья Птицы, — ответил индюк, ковыляя по сцене, — полетим!»

Что они и попытались проделать, но безуспешно.

Сюжет оперетты заключался в том, что птичье трио пыталось — то нелепо, то помпезно, то мучительно — в общем, по-всякому долететь до радуги, что закончилось весьма печально. Появилась жена фермера, хотя на самом деле это был мужчина — сладкоголосый тенор, — на котором были нацеплены большие фальшивые груди; а на голове у «нее» был огромный накрахмаленный чепец, невероятно похожий на парус. Жена фермера довольно музыкально исполнила арию о том, как она зарежет всех птиц, какие блюда из них приготовит и под каким соусом. Слушать арию на кулинарную тему было приятно, но как-то странно.

«Птицы» заканчивались на ироничной и веселой ноте: бескрылая троица торжественно исполнила хвалебную песнь в честь тех частей своего тела, которые жена фермера с помощью кулинарного мастерства превратит из грубой натуры в произведение искусства, которому суждено быстро исчезнуть. В общем, принимайте жизнь такой, какая она есть.

Короче говоря, «Птицы» оказались сатирической фантастикой, глупой, конечно, но с навязчивыми мелодиями. Я быстро поняла, что в этой оперетте говорилось вовсе не о проблемах домашней птицы. В ней говорилось о мужчинах наших городов — навечно привязанных к своему дому, тогда как их жены свободно путешествуют по реке. Это произведение вполне могло иметь подзаголовок: «Бессильная ярость». Оперетта Дарио, то веселая, то лиричная, то волнующая, то комичная, скрыто призывала к восстанию; и тогда я подумала, сколько же людей в зале поняли ее смысл и испытали те же мучительные переживания, что и я.

Когда отзвучал финал, мой сосед начал бешено аплодировать. Раздались крики: «Автора! Автора!» — и скоро Дарио из Андаджи вышел на сцену.

Это был толстенький коротышка с поросячьими глазками. Откинув голову, он разглядывал публику. Эта поза позволяла ему подчеркнуть подбородок, но вместе с тем придавала вид человека, который презрительно щурится, полузакрыв глаза. Он отвесил несколько поклонов, каждый раз возвращаясь к своей высокомерной и вычурной позе. Может быть, он просто нервничал; и все же если бы я встретилась с ним прежде, то вряд ли захотела послушать его произведение. Я не могла отделаться от одной мысли: а не вызвана ли вся эта сатира и раздражение просто недовольством своим собственным телом; может быть, невзрачная внешность стала причиной его нелюбви к женщинам? (Интересно, а он когда-нибудь занимался любовью?) Конечно, мне было его жаль — я вообще считаю, что все те, кто призывает за что-нибудь или против чего-нибудь бороться, в глубине души страдают из-за своих физических недостатков или слабости. Но, честно говоря, увидев Дарио на сцене, я несколько изменила мнение о «Птицах».

А может быть, я вела себя просто непорядочно, обливая грязью музыкальное произведение только потому, что мне не понравилась его основная идея.

Волосы Дарио были тоже собраны в пучок. Они были намного короче, чем у моего восторженного соседа, и крепко завязаны на затылке красной лентой.

Когда Дарио и певцы скрылись за кулисами, мой сосед сказал: «Между прочим, это мой брат».

— О! — Кроме прически у них было мало общего. — Ты хочешь сказать, что он твой брат в прямом смысле?

Молодой человек удивленно уставился на меня: — А как же еще?

— Ну… может, в том смысле, что мужчина становится твоим братом, если разделяет твои чувства в отношении мужчин и женщин. Может быть, — пошутила я, — вы носите конский хвост в знак солидарности друг с другом?

Зрители на нашем ряду встали, собираясь идти к выходу, но молодой человек, положив руку на соседнее кресло, не дал мне уйти.

— Подожди, — сказал он. Людям пришлось пробираться через весь ряд к противоположному проходу. — Все правильно, — сказал он, — мы все так носим волосы. Очень многие мужчины в Андаджи носят конский хвост. У нас там образовалась маленькая колония художников.

— У меня тоже был брат, — с глупым видом сказала я.

— Удивительно. Это значит, что теперь ты моя сестра?

— Дарио ведь презирает женщин? А ты? Идешь у него на поводу только потому, что он талантлив? А у тебя есть талант?

Молодой человек пожал плечами:

— Я пишу картины.

— Какие картины?

— Гусиные яйца. Я изображаю обнаженные фигуры на скорлупе гусиных яиц, после того как я их разбиваю и делаю из них омлет. Они очень эротичны. Каждое яйцо — это мир мужчин и мальчиков. Если картина мне не нравится, я бросаю ее на пол и танцую на ней. Мне нравится хрупкость яиц, она притягивает меня. Их так легко раздавить. — (Я не могла понять, шутит он или нет.) — Яйца — это вызов тем городским мужчинам, которые предпочитают женщин. Они считают их такими возбуждающими, такими умными, ну просто откуда что берется. Один мой друг показал мне тебя, когда я был в городе прошлый раз. Ты вернула течение, будь оно неладно.