Фредерик Пол - Гладиаторы по закону

Мандин виновато улыбнулся и отправился в свой офис обдумывать происходящее.

Четырнадцать миллиардов долларов…

Откуда все так быстро узнали об этом? Не от Дворкаса. Тот был равнодушен до того момента, как его вызвали из кабинета. Но именно Дворкас втянул его в это дело. Потому, что — Мандин покраснел от гнева при этой мысли, понимая ее правоту — потому, что Дворкас был абсолютно уверен: такая мелкая сошка все равно ничего не сможет сделать. Что же заставило его изменить свое отношение к этому делу?

Мандин лягнул на всякий случай ящик с Бессонной Секретаршей и продолжал расхаживать по комнате. Загробным голосом Секретарша поведала ему, что «миссис Мандин должна погасить задолженность до пятницы».

Он сел за стол. Ладно, значит, все одно к одному. А что еще можно было ожидать? Чем сильнее нажим со стороны «ДМЛ-Хауз», тем сильнее эта фирма напугана. И чем сильнее она напугана, тем больше шансов, что здесь на самом деле нечто грандиозное. А Чарльз Мандин стоит на пороге корпоративного закононарушения.

Он взял лист бумаги и сделал наброски. Фирма не сможет его остановить. Он добьется распоряжения суда на то, чтобы ему дали возможность посмотреть дела фирмы. С этого, очевидно, и следует начинать, если, конечно. Лавины ведут с ним честную игру. И пока Норма Лавин будет называть его своим фактическим поверенным, ему не смогут помешать. Разумеется, слушание его вопроса в суде значительно затормозит выяснение обстоятельств дела. Но не больше, чем на несколько дней, а тем временем он займется другими аспектами дела.

Кондиционирование Дона вполне может стать предметом иска. Если ему удастся раскопать имена, даты и географические названия.

Он достал папку с бланками, начал заполнять доверенность, которую должна будет подписать Норма Лавин. Она человек независимый и, несомненно, с трудным характером, но выбора у нее нет. Кроме того, подумал он, многое из ее внешней грубоватости просто защитная маскировка. А что еще делать в ее ситуации?

Зазвонил телефон. Он поспешно отключил Бессонную секретаршу и схватил трубку.

Послышался совершенно растерянный старческий голос:

— Это Гарри Райан. Норма… ее здесь нет. Было бы неплохо, мистер Мандин, если бы вы приехали. Мне кажется, что ее похитили.

Норвел лежал на ледяной глыбе. И пытался кому-то огромному объяснить, что очень сожалеет о происшедшем и будет хорошим и послушным сыном, или мужем, или другом, или еще кем-то, кем ему положено быть. Пусть только этот кто-то оставит его в покое. Но кто-то огромный, кто не может быть отцом Норвела, ибо Норвел даже не помнил своего отца, только приложил руку ко рту и стал хихикать, и смотреть с верхних ступенек лестницы. А затем, когда Норвел меньше всего этого ожидал, вытянул руку и заехал ему в ухо так, что он покатился по огромной ледяной глыбе прямо к насмешливому лицу Александры и испещренному гигантскими зубами рту Вирджинии…

Норвел проснулся.

Он почти окоченел от холода. Изумленно осмотрелся. Жилая комната. Однако… Со стен исчезли орнаменты и они стали совершенно прозрачными, снаружи проникал скудный свет. Он лежал на полу. Кровать свернулась в базовый куб, вышвырнув его на холодный пол.

Ни обогрева, ни электричества. Дом отключен.

Он поднялся, не переставая дрожать, и без особых надежд робко подошел к пульту управления. Пульт не работал. Стены остались прозрачными.

Он понял, что произошло, и выругался сквозь зубы. Паршивцы! Без всякого предупреждения все было отключено. Скорее всего, на рассвете.

Он устало поднял одежду с пола, куда ее выбросил, сложившийся так же, как и кровать, гардероб. Сквозь непристойно прозрачные стены были видны другие дома-пузыри. Их внутренности, разумеется, были скрыты от посторонних глаз, только светились огоньки у входных дверей и лестниц. Послышался шум наверху. Вниз по лестнице, стремглав, мчались жена и дочь в одном белье, требуя, чтобы он что-нибудь сделал.

— Одевайтесь, — скомандовал он и многозначительно отключил свой слуховой аппарат.

Пока они одевались, Норвел бесцельно бродил по квартире. По привычке набрал на пульте шифр кофе и неловко рассмеялся, когда из крана потекла вода. Все пеналы, ящички и шкафчики извергли свое содержимое, и здесь, внизу и наверху, в спальне. Электроника выбросила вещи, и дверцы мебели заперлись, — для него навсегда. Некоторое время он задумчиво смотрел на разбросанные груды одежды и кухонной утвари, затем стал складывать чемодан.

В квартиру вошли двое скучающих полицейских — дверь, разумеется, уже не была заперта на замок. Он включил слуховой аппарат и спросил у них:

— Ну?

Они сказали, что никуда не торопятся, лишний час для них ничего не значит. Они вывезут его семью вместе со всеми пожитками в Белли-Рэйв и помогут найти место получше. И, приятель, не принимай все слишком близко к сердцу. Бывают случаи, когда потерявшие статус законтрактованных, мягко говоря, впадают в панику и пытаются наложить на себя руки.

Не обошлось во время переезда и без приятного сюрприза. Когда один из полицейских, стараясь помочь, подхватил чемодан, Александра велела убрать его грязные лапы. Полицейский влепил ей затрещину и объяснил, что с обитателями Белли-Рэйв они в дискуссию не вступают.

При виде полицейского автомобиля Норвел испытал еще одно потрясение: машина была бронированной.

— У вас… много неприятностей в Белли-Рэйв? — поинтересовался он.

— Не… — протянул один из полицейских, настроенный более дружелюбно. — За шесть месяцев одно нападение на полицейскую машину, да и то лишь с пистолетами. Так что не беспокойтесь, все будет о'кей.

И они покинули район Монмаунт ДМЛ-В-97. Норвел был охвачен беспокойством, Александра, хоть вся и кипела, но помалкивала. А Вирджиния за все утро не произнесла и двух слов.

На широкой обводной дороге домов-пузырей машина остановилась, и водитель, не выключая мотор, что-то произнес в микрофон рации. Через некоторое время подкатили еще две полицейские машины, и конвой въехал на разбитое шоссе, которое вело в Белли-Рэйв. Когда-то эта дорога была шестиполосной автострадой, по которой утром и вечером проезжало сто тысяч автомобилей жителей пригорода. Теперь они продирались сквозь полуразрушенные дебри из остатков ржавых фонарных столбов, искривившихся остановок и каркасов рекламных щитов.

Они тряслись по этой драной дороге несколько миль, затем свернули на боковую, которая была в еще худшем состоянии.

Первое, что поразило Норвела — это запах.

Второе было еще хуже. Жуткое ощущение того, что тебя предали, возникло в нем при взгляде на Белли-Рэйв. Можно смириться с чем угодно. Если человек обречен на вечные мучения от рака кишечника или нищету неизлечимого калеки, без средств и друзей, он может умудриться продолжать жить. И даже в этой жизни находить какие-то маленькие радости. Но если опасности ожесточают его душу, и все, что происходит вокруг, оказывается в тысячу раз хуже самых страшных кошмаров, то иссякают запасы душевных сил и внутри остается одна пустота.