Дмитрий Калюжный - Эквиполь инженера Шилина

– Ну-ка, ну-ка? – заинтересовался Черняк.

– Два года назад взяли мы тергруппу Вахи Басланова, – начал Гришин таким тоном, каким впору рассказывать эпопею, и неожиданно смутился. – Ну, не то, что взяли…

– Короче, перебили всех, – понимающе кивнул Черняк. – Я вам просто иногда завидую белой завистью… Только не говори мне, что среди трупов был Шилин.

– Нет, его там не было. Но в вещевых мешках каждого покойника мы обнаружили склеенные скотчем связки сварочных карандашей «Сварк». Классная вещь! Четырьмя «Сварками», подожжёнными одновременно, можно перерезать не только танковые гусеницы, а даже лом. С дровами нет проблем: суёшь «Сварк» в кучу мокрого дерева, и мигом получишь костерок. Ещё хорошо им сигналы в горах подавать, вспышку видно за пять км. Володь, будешь в наших краях, напомни, я тебе подарю связочку. Любой, даже сейфовый замок можно выжечь на раз. А придумал эти сволочные «Сварки», выпускал их и продавал… Кто? А? Кто?

– Шилин?

– Шилин, точно. Ты знаешь, передо мной тысячи людей прошло. Но фамилия! Когда я в школе учился, у меня в классе был Борис Шилин. Я даже подумал, не тот ли. Но возраст не подходит. Этот Шилин моему ни в сыновья, ни в братья. Тот мой одноклассник нынче питьевой водой торгует оптом, а этот хренов изобретатель…

– Как, питьевой водой?

– Ну, этой… «Ква-ква минерале». В общем, я фамилию запомнил. И когда был в Москве, вызвал изобретателя, и побеседовал. И отпустил.

– А почему?

– Ну, как почему? Он просто изобрёл, взял патент и стал выпускать продукт. Я же говорю, краешком он промелькнул. Ведь не сажать же в тюрьму производителя топоров за то, что кто-то кого-то зарубил топором. А Шилина я дёрнул даже не из-за уникальности продукта, а из-за фамилии.

– А в этот раз, по словам Муршуда Газиева, он изобрёл способ гнать спирт из газа, – задумчиво сказал Черняк.

– Такие вещи случайно не происходят, – встрял Грачёв.

– Остриё прогресса, – таинственно прошептал Бейлин. Все уставились на него, ожидая продолжения, а Бейлин, вздев глаза к небу, устроил им паузу. При всех своих достоинствах этот оперативник был склонен театральщине, что иногда огорчало Черняка… Бейлин даже пописывал стишки и пьесы. Наконец, он продолжил:

– Изобретатель – тот, кто предлагает обществу самые новые технические решения. И террористы тут как тут! Они хватают это остриё! И мы, бойцы, офицеры, узнаём об этих новинках не из уст изобретателя, не из научно-популярных телепередач, а от террористов!

– А мне не нравится, что в руки негодяев попадает это остриё, – прорычал Гришин. – Вы, ребята, займитесь-ка поплотнее этим изобретателем. Он москвич, вам тут ближе. Объясните, в чью пользу он, гад, изобретает. Пусть учитывает…

– Вырвать ядовитое жало, – с пафосом произнёс Бейлин.

Лицо оперативника Грачёва расплылось в улыбке:

– Владимир Степанович! А ведь мы того… Провернём это дельце-то… Напугаем народ террористической водкой! И подсудимый будет! И пресса своё «мясо» получит!

– Вот что значит мозговой штурм! – скромно сказал Лёня Бейлин…

Пассажир такси – юноша лет двадцати, рост метр семьдесят два, худощавый, брюнет, глаза чёрные, без особых примет, вынул из кармана пиджака паспорт и заглянул в него. Поднял глаза, пошевелил губами. Водитель такси не смотрел на паренька, одетого, как мелкий офисный клерк, а если б и посмотрел, то вряд ли бы догадался, что он занят запоминанием собственного имени.

Богумил Славков.

Теперь он уже не Ахмед Беджи. Теперь его зовут Богумил Славков.

Аллах велик! Не понадобилось идти к Куратору, чтобы рассказать о необходимости уехать из Стамбула. Куратор сам его позвал и спросил, не согласится ли он поработать в другой стране. И предложил взять славянское имя! Он сразу подумал, что, ведь, Москва, это там, где славяне. А через два дня вместе с новым паспортом получил авиабилет до Москвы!

Два года он жил под турецкой фамилией, и хватит. А козырять, что он курд – глупо и опасно. Полиция во всяком курде видит потенциального террориста. И это при том, что четверть населения Турции – курды! Впрочем, нет, нет. Национальность ни при чём. Их Организация действует во имя Аллаха.

Другое дело, соблюдение интересов семьи. Тут уж, ребята, извините. Жизнь человека, это путь из лона матери к Аллаху. Если кто-то обидел твою семью, а ты отвернулся, воспарил в облака и отвечаешь: ладно, мелочи. Подумаешь, гяур Шилин отравил дедушку Мустафу. Я выше этого! То тогда ты даже не пыль на дороге под ногами родичей, а ты тогда грязь, забившаяся в трещины копыт самого никчемного ишака.

В общем, когда Куратор спросил его согласия, чтобы документы сделали на болгарское имя, он сразу оценил эту придумку. Болгарин, и болгарин. Подумаешь, болгарин. Может, он отуреченный болгарин, не знающий родного языка. Бывает! Да и не проблема, выучить несколько болгарских слов. Так, на всякий случай. Даже можно, попросив у Аллаха прощения, освоить это их «крестное знамение». Маскировка…

Он опять сунул руку в карман, пощупал паспорт и корочку диплома. У него теперь есть диплом, надо же! Магистр наук!

Богумил Славков.

Если Организации надо, чтобы он сменил имя и религию, он сделает это без сомнений, оставшись верным семье и Аллаху.

Воистину, Аллах всеведущ и милосерден. Родичи только успели сказать ему, что в Москве живёт враг, потравивший мужчин их рода ядовитой водкой, и надо покарать врага, и вот, по воле Аллаха именно в Москву посылает его руководство Организации.

Аллах знает, что было, есть и будет. А нам надо жить, просто придерживаясь обычаев.

Самым лучшим знатоком обычаев был дедушка Мустафа.

Когда Богумил Славков родился на свет (с другим именем, с настоящим) дедушка Мустафа уже был старейшиной села. Он был старейшиной, кажется, всегда. Как только Богумил вспомнил детство, ему сразу стало так жалко дедушку Мустафу, что он даже зажмурился, чтобы не заплакать.

У них, у курдов, старейшина – это не то, что начальник у европейцев или американцев. Он открыт для всех, и он держит открытый стол! Всё, что приносят ему люди, возвращается обратно людям. Дедушка Мустафа, хоть и казался дом его полной чашей, жил, если разобраться, беднее последнего бедняка. Не было в нём этой присущей гяурам хитрости: урвать у других и припрятать для себя. Если две семьи поссорились и пришли к старейшине, чтобы он разобрал их спор, они уверены: он рассудит по совести. А всё, что они принесут ему в благодарность, они же сами и съедят. А дедушка Мустафа ещё и от себя добавит! Плов, гердоль на ароматных травах, мясные котлетки дугава… И скажет им: «Живите с миром»…

А кто рассудит гяуров с мусульманами? Нет такого старейшины, к которому они могли бы придти, и который сказал бы им: «Живите с миром». Нет такого, кроме Аллаха. Но можно ли жить в мире с теми, кто не верит не только в Аллаха, но сомневается в собственных пророках?!