Альфред Бестер - Обманщики (The Deceivers)

— Кто тут веселится?

— Я.

— А я что должен делать?

— Лови мелодию и подыгрывай.

— Каким ухом, левым или правым?

— Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?

— В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.

— Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас.

— Это от кого же?

— От тех, кому я отказывала.

— Оставляешь меня в неведении?

— Да, с тобой по-другому нельзя.

— Черт побери, меня переиграли, — пробормотал Уинтер. — Силы явно не равны.

— Вот уж последнее, чего я от тебя ожидала, — улыбнулась Деми.

— Что последнее?

— Что ты окажешься таким стеснительным.

— Я? — возмутился Роуг. — Стеснительный?

— Да, и мне это очень нравится. Глазами уже все ощупал, а в остальном

— никаких поползновений.

— С негодованием отрицаю.

— Скажи мне, что ты видишь?

— Калейдоскоп какой-то идиотский.

— Ты бы объяснил попонятнее.

— Я… — он замялся. — Я не могу. Я… ты все время становишься другой.

— Каким образом?

— Ну… Волосы, например. Они то прямые, то волнистые, то светлые, то темные…

— А, да это новая краска для волос, «Призма». Она реагирует на длину световой волны. Посмотрел бы ты, что делает со мной телепрограмма АРВ, я превращаюсь чуть не в северное сияние.

— И глаза — иногда темные и узкие, как у моей бывшей жены, а иногда раскрываются, как огромные опалы… В точности как у одной старой знакомой из Фламандского купола.

— Элементарный фокус, — рассмеялась Деми. — Это умеют все девушки. Мужчины падают, как громом пораженные — во всяком случае так считается.

Она сняла с Уинтера очки и нацепила их себе на нос.

— Ну что, теперь не так страшно?

— И… И груди. — Уинтер почти заикался. — Когда ты впервые появилась в агентстве, я еще подумал, что они… ну, такие трогательные крохотные бугорки. А теперь… теперь они… Ты что, наращивала их, пока я бегал по заданиям?

— Попробуем выяснить, — сказала Деми и начала расстегивать кофточку.

— Не надо, — сказал Уинтер. — Пожалуйста, не надо.

— Почему не надо? Ты что, все еще стесняешься?

— Нет, просто я… я не этого ожидал.

— Конечно, не этого. Ты же маори, дикарь, настоящий мужчина. А вот на этот раз я сама буду к тебе приставать. — Кофточка улетела в сторону. — Сколько, по твоему мнению, может ждать девушка? До самой смерти, что ли?

— Ни себе хрена! — восхищенно воскликнул Уинтер. — Да тебя хоть на нос парусника приколачивай!

— Да, — серьезно согласилась Деми. — У меня даже прозвище такое — Чайный Клиппер.

— Ты что, террористка из организации «Свободу девственницам»?

— А чего спрашивать, — рассмеялась она. — Лучше взять да выяснить. Давай, Роуг.

Деми рывком подняла Уинтера с дивана и потащила в спальню, на ходу сдирая с него одежду.

Но ей оказалось под силу и это — остановить солнце над лишенном времени чистилище любви. Она казалась сотней женщин с сотнями рук и ртов. Она была негритянкой с толстыми губами, которые обхватывали, поглощали его, с высокими, крепкими ягодицами, которые сжимали его, как клещи. Она была девственницей из Новой Англии — тоненькой, белокурой и беспомощной, но дрожащей от счастья.

Она наполняла его уши жадным, ненасытным воркованием — и в то же время ее рты извлекали арпеджио из его кожи и пили их. Она была дикой, из какого-то иного мира тварью, гортанно вопившей, когда он по-зверски же овладевал ею. В какое-то мгновение она стала надувной пластиковой куклой, то пищавшей, то гудевшей, наподобие игрового автомата. Она была жесткой и нежной, требовательной и бесконечно покорной и всегда — неожиданной.

И она вызывала у него странные, чудовищные видения. Его словно стегали кнутом, распинали, рвали на дыбе и четвертовали, клеймили добела раскаленным железом. Ему казалось, что он видит ее и себя — невероятно сплетенных — в увеличивающих зеркалах. Он пришел в ужас, услышав громкий стук в дверь и той же дверью приглушенные голоса, выкрикивавшие непонятные угрозы. Его чресла превратились в бесконечно извергающийся вулкан. И все это время ему казалось, что они ведут с ней легкую, блестящую беседу за икрой и шампанским — в качестве эротической прелюдии, чтобы возлечь потом перед зажженным камином и впервые предаться любви.

Уинтер поднялся с японской кровати, бесшумно прошел в гостиную и уселся на диван, закинув ноги на кофейный столик. Он напряженно думал, стараясь разобраться в структуре событий.

Получасом позднее появилась Деми — вновь стройная, белокурая и чуть раскосая. Одернув на себе одну из рубашек хозяина дома, выполнявшую роль кургузого домашнего халата, девушка уселась по другую сторону кофейного столика прямо на пол и посмотрела на Роуга снизу вверх.

— Я тебя люблю, — прошептала она. — Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю.

Некоторое время Уинтер молчал, затем судорожно вздохнул.

— Ты — титанианка. — Он не спрашивал, а констатировал факт.

Деми помолчала, примерно столько же, сколько и он, а затем кивнула.

— Разве это что-нибудь меняет?

— Не знаю. Я… Ты первая титанианка, с которой я встретился.

— В постели?

— Вообще, где угодно.

— Ты уверен?

— Н-нет. Пожалуй, я не могу быть уверен. Никто не может.

— Не может.

— А ты сама способна уверенно распознать своих?

— Ты имеешь в виду всякие там таинственные приметы вроде секретных масонских знаков? Нет, но…

— Но что?

— Но мы можем узнать друг друга, если начнем говорить на своем языке.

— А как звучит титанианский? Я его слышал когда-нибудь?