Николай Томан - История одной сенсации (Повести-памфлеты)

— Ну так я лично поговорю о нем с вашим министром.

Разговор мистера Кэсуэла с военным министром состоялся на следующий же день, но министр не смог сообщить ему ничего утешительного, ибо Гоуст все еще не имел никаких сведений о Дэвисе…

20. Каннинг призывает к благоразумию…

Чарльз Каннинг возвращался с собрания сторонников мира в мрачном настроении. Каким оно было малолюдным, это собрание! Несколько профессоров и священнослужителей, группа врачей, около десятка писателей и журналистов, горсточка учителей и художников. Больше всех, как всегда, оказалось студентов. Конечно, это была лишь незначительная часть интеллигенции, которую не так-то просто было подключить к начинающему нарастать движению прогрессивной общественности столицы. Каннинг знал, однако, что сочувствовали этому движению многие, но открыто примкнуть к нему не решались, опасаясь привлечь к себе внимание комиссии по расследованию антипатриотической деятельности.

Были, конечно, и такие, которые просто не верили в возможность новой войны или не давали себе отчета, чем она может грозить человечеству в том случае, если будет все-таки развязана. Не заблуждался Каннинг и в том, что кое-кто из представителей интеллигенции совершенно сознательно был за продолжение холодной войны. Им казалось, что только это может сдержать наступление «мирового коммунизма». Они были и за продолжение испытаний ядерного оружия, заявляя, что «лучше быть атомизированными, чем коммунизированными». Жупел коммунизма, по мнению Каннинга, лишал этих людей рассудка.

Что же, однако, так расстроило сегодня редактора «Прогресса»? Не только малолюдность собрания, конечно. Хотя и это было досадно, так как рабочие, служащие и многие профсоюзные деятели собирались теперь куда более активно! Деятельность вообще всех прогрессивных организаций значительно оживилась в связи с угрозой падения астероида. Вот это-то непонимание некоторыми интеллигентами связи последних событий с борьбой против подготовки новой воины и огорчало более всего Каннинга. Он поспорил сегодня из-за этого с одним известным профессором, но ничего, кажется, ему не доказал.

— Зачем же вы связываете вместе подобные события, мистер Каннинг?! — недоуменно воскликнул профессор. — Это лишь вносит элемент предвзятости, а стало быть, и несерьезности. Нельзя же всякое явление общественной жизни, а тем более такое явно космическое явление, как падение астероида, притягивать к делу борьбы за мир. Ведь этак мы можем дойти до того, что и пр. иливы с отливами попытаемся использовать каким-либо аргументом против поджигателей войны, тем более, что они, эти приливы и отливы, тоже космического происхождения.

То, что профессор умышленно оглуплял его мысль, Каннинга не очень удивляло. Он знал, что профессор не такой уж борец за мир, каким хочет казаться. Досадно было другое — смех, прозвучавший в зале. Смеялись, правда, главным образом студенты, но Каннинг стал опасаться, что и более серьезным людям доводы профессора могут показаться убедительными.

— Но, позвольте, — возразил профессору Каннинг, стараясь сохранять хладнокровие, — а «марсиане» генерала Хазарда не использовались разве для разжигания войны? А ведь и они «космического» происхождения.

Теперь студенты готовы были аплодировать уже Каннингу, и он поспешил закрепить свой успех:

— Тогда трюк Хазарда был придуман с целью увеличения ассигнований на военный бюджет. Теперь же сама действительность, то есть реальная угроза падения астероида, помогла утверждению дополнительных ассигнований на производство ракетного оружия.

— Но ведь это же не для военных целей, — не очень уверенно подал кто-то реплику из зала.

— А для чего же? — спросил Каннинг. — Вы что думаете — как только астероид будет раскрошен, наши генералы все ракетное оружие утопят в океане?

— А что же вы предлагаете? — вызывающе бросил профессор. — Сидеть и ждать, пока эта, небесная штука обрушится нам на голову?

— Предлагаю не я, предлагают это крупнейшие наши ученые, и вы хорошо знаете, что именно они предлагают.

— Просить помощи русских? И тем самым подтвердить неизбежность мирного сосуществования? — сделал кислую мину профессор.

— А что же еще можно сделать? Все равно ведь ничего другого не остается. Выбор, к сожалению, небольшой — либо сосуществовать, либо вовсе не существовать.

И тут началось. В спор включилось еще несколько человек, которые так все запутали, что Каннинг при всем своем желании уже не смог внести ясности. К тому же профессор все время мутил воду и сбивал всех с толку. Каннинг почти не сомневался, что он делал это умышленно.

А ведь какой простой, ясной и даже поучительной стала ему казаться сложившаяся обстановка теперь, когда он, успокоенный ходьбой по притихшим ночным улицам Грэнд-Сити, хладнокровно взвесил все факты. Рисовалась ему при этом такая картина: вот существуют две различные социальные системы. Обе обладают такими военными средствами, что в случае войны неизбежны колоссальные потери с обеих сторон. Что диктует разум в такой обстановке? Попробовать решить спор иным путем, без применения оружия. Как будто бы просто?

Просто, да не очень. А многие годы недоверия друг к другу? А боязнь, что кто-то окажется нечестным и нарушит соглашение? Что же делать в таком случае? Может быть, подождать?

Да, пожалуй, лучше подождать, подумать и присмотреться друг к другу повнимательнее, а, чтобы не оказаться в дураках, продолжать вооружаться, авось удастся получить такой перевес в оружии, что другая сторона без боя поднимет руки и сдастся…

И вот начинаются поиски нового разрушительного средства. Наконец кто-то находит его, и почти тотчас же находят другие. А может быть, и одновременно обе стороны находят это новое средство, в сравнении с которым термоядерная бомба кажется безобидной детской хлопушкой. Теперь, в случае применения этого средства, на земном шаре не останется уже не только людей и животных, но и вообще ничего живого, вплоть до бактерий. Может быть, даже атмосфера вступит в какуюнибудь дьявольскую цепную реакцию и перестанет существовать…

Каннинг даже вспотел от этой страшной перспективы, но продолжал развивать свою мысль.

Неужели и после этого не поймут люди, что хочешь не хочешь, а придется соглашаться на мирное сосуществование? Тогда, видимо, поймут. А сколько времени может это протянуться? Год или, может быть, десятки лет? И все это время — гонка вооружения, тревога, опасные эксперименты с новыми видами оружия, дальнейшее увеличение радиоактивности атмосферы, рост раковых заболеваний, сокращение рождаемости…

Да, было от чего бедному Каннингу покрыться холодным потом. Он не был марксистом и не представлял себе возможности таких социальных изменений внутри самого капиталистического общества, которые значительно сократят путь человечества к взаимопониманию. К тому же он явно недооценивал все более возрастающего значения лагеря социализма.