Брайан Стэблфорд - Центр не удержать

Признаюсь, я пришел в этот мир без всякого намерения становиться полубогом. Я провел детство на маленькой планетке Ахиллес в поясе астероидов, и мне в голову не могло прийти, что дойду до жизни такой.

Знай я это заранее, я остался бы дома и избежал многих приключений. Бурная жизнь никогда меня не прельщала.

В том, что из миллиардов людей — обитателей Асгарда в роковой момент истории жребий судьбы пал именно на меня, моей заслуги нет. Тогда я был чертовски удручен ярмом ответственности, теперь считаю, что мне чертовски повезло — миссия оказалась по силам.

Дважды я убеждался, что доверять кое-что из истории пленке имеет смысл, и теперь ранние фрагменты моей биографии, должно быть, рассеяны где-то во Вселенной. Впрочем, не уверен, можно ли собрать их воедино и положить в основу захватывающей дух трилогии.

В первой части моих воспоминаний описаны попытки заработать на жизнь ремеслом археолога: я искал артефакты на верхних уровнях Асгарда. Это занятие внезапно осложнилось. Мой друг Саул Линдрак обнаружил шахту, которая вела к ста уровням, не ведомым никому в галактическом сообществе. Саул не успел вкусить плодов своего открытия — его убили какие-то мерзавцы из команды Амары Гююра. Убийцы были ужасно разочарованы — они не смогли прочесть дневник Саула, ибо не знали французского, но что с них возьмешь: варвары.

Так уж получилось, что я — потомок канадцев французского происхождения. Следовательно, был единственным человеком на Асгарде, способным прочесть записи Саула. Меня заманили в ловушку. Но тут вмешались доблестные Военно-космические силы Земли. У них были свои причины для поиска обнаруженной Саулом шахты. Им было нужно выследить и уничтожить андроида, именовавшего себя Мирлином. Тот был изготовлен для каких-то гнусных целей обитателями Саламандры, позднее потерпевшими поражение от землян в пустяковой звездной войне.

Упомяну, что наша экспедиция в нижние уровни Асгарда закончилась чудовищным побоищем. За побоищем пристально следили некие техногенные существа, обитавшие в самом центре макромира. Обнаружив, к своему вящему смущению, что Вселенная куда больше, чем они полагали, и значительно отличалась от их представления о ней, они прекратили контакты с галактическим сообществом.

Во второй части хроники я рассказал, что на Асгарде и вне его воцарился переполох, потому что база галактического сообщества подверглась набегу варварских племен из нижних слоев. Главная раса на базе сообщества — тетраксы. Они воспользовались тем, что захватчики напоминали гуманоидов, и начали привлекать к военным действиям людей, дабы те помогли утрясти им дипломатические трудности. Естественно, что двуличие, печально знаменитая черта тетраксов, вовлекло их помощников (и меня в том числе) в крупные неприятности. Однако это было лишь прелюдией к тем бедствиям, которые зрели в глубине Асгарда.

В конце концов, вернувшись на уровень, населенный машинными интеллектами (они называли себя истоми, или, не побоюсь употребить числа, Девяткой), я обнаружил крайнее запустение в делах. Истоми, стремясь изучить тайны Вселенной, пустились исследовать уровни Асгарда, одновременно пытаясь вступить в контакт с подобным себе разумом. И потерпели ощутимое поражение, открыв лишь печальную правду: огромными внутренними пространствами Асгарда некогда и впрямь повелевали великие машинные умы, но теперь они либо окончательно свихнулись, либо были вовлечены в борьбу, суть которой простые гуманоиды были не в состоянии постичь.

К несчастью, война, кипевшая на верхних уровнях, оказала губительное влияние и на мир обессилевших истоми, а крайняя глупость воинов-варваров привела меня к взаимодействию с их машинным интеллектом, а затем и с разумом, что был еще ближе к Центру.

После контакта с ними мой рассудок был не только потревожен, но и неведомо каким образом изменен. Я уловил загадочный крик о помощи. Сказать, что я был возмущен таким вмешательством в собственный разум, — значит ничего не сказать. Однако обратного пути не было. Я знал, что в свое время должен буду сыграть роль в странной игре, вновь переместившейся в нижние слои Асгарда. Ставка в этой игре оказалась куда более важной, чем можно было вообразить.

Думаю, что все началось с призрака. Я уже привык ко всякого рода «явлениям». Находясь на грани разрушения, истоми с трудом находили форму и облик, в которой бы они могли не пугать гуманоидов. Их попытки встретиться со мной "лицом к лицу" заканчивались появлением размытых белесых образов на фоне черных стен их обители. Мне они казались привидениями. Но эти привидения отличались от того, что позже явилось мне в связи с двумя важными событиями. Во-первых, они проецировали себя на стены уровня, они вмещали в себя «тело» истоми, а во-вторых, в их внешнем облике, как бы неприятен или непонятен он ни был на первых порах, не было ничего угрожающего.

Новое привидение выглядело абсолютно другим, да и напугало меня не на шутку.

Я спал и видел кошмарный сон — один из тех, что мучили меня с момента моего вынужденного контакта с обитателями компьютерного пространства Асгарда. Я помню лишь мимолетные детали — сокол, беспомощно и отчаянно бьющийся в ловушке; сфинкс, бесшумно крадущийся по пескам пустыни, бредущий за путеводной звездой; темные боги и устрашающие титаны, собирающиеся на чудовищную, великую битву… Все эти видения мое дремлющее сознание воспринимало как пророческие, предвещавшие скорый приход хаоса, разрушения и запустения, судьбу обеих вселенных — той, в которой я существовал, и той, которая существовала во мне.

Память о десятках подобных снов преследовала меня и тогда, когда я проснулся. Я помню, что был абсолютно уверен в том, что бодрствую. Вот почему я так удивился и испугался, когда, открыв глаза, я обнаружил нечто ужасное, призрачное, парившее над моей кроватью.

Комната, где я жил, была без окон, но ее внутреннее освещение никогда не отключалось полностью. Искусственное свечение потолка просто меркло, превращая его в звездное небо на то время, пока я спал. Из-за этого слабого свечения было нелегко различить нечто, что светилось всего лишь чуточку ярче. Я видел его не из-за формы (кстати, не очень сфокусированной), а из-за того, что оно слегка колыхалось, словно дымка тумана.

Я сразу же понял, что оно пытается принять форму лица. Это не метафора, когда я говорю «пытается»: некие намерения были очевидны. Лицо, казалось, парило на расстоянии двух метров от меня, прямо над моей головой, пока я лежал и всматривался в него. Сначала я решил, что это иллюзия. Это не было нечто, парившее в воздухе, это была его проекция.