Брайан Стэблфорд - Путешествие к Центру

— Мне надо подумать.

Существуют некоторые расы — или по крайней мере отдельные категории в определенных расах, — которые не признают дипломатического способа отказа. Они принимают его за оскорбление.

Хелеб смотрел мне прямо в глаза достаточно долго, чтобы дать понять: мой ответ ему не нравится.

— Я пригласил вас присоединиться ко мне, — хладнокровно произнес он. Ваше колебание можно расценить как оскорбление.

— Я не хотел вас оскорбить, — заверил я его, стараясь не смотреть слишком долго в его сторону.

— Я думал, вы обязательно примете мое предложение, — произнес он — У меня есть еще несколько других вариантов, — лживо начал уверять его я. — Мне нужно рассмотреть все.

— Тогда рассмотрите их внимательно, — сказал он. Затем внезапно подал знак своему брату, который продолжал проявлять интерес к кругу моего чтения, и они ушли, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я сел на кровать и задумался: что за судьба у меня такая. Только этого не хватало — поцапаться со спиреллом лишь потому, что какой-то идиот из КИЦ заверил их, будто я именно тот человек, который поможет им успешно провести первый поход в холод. Если Хелеб задумал это всерьез, то он будет продолжать давить, — ради успеха спиреллы не жалеют ничего.

Я ощутил потребность вложить все мои злоключения в какое-нибудь дружественное ухо и получить моральную поддержку, поэтому решил сходить в гости к Саулу Линдраку, а заодно посмотреть на таинственного Мирлина.

К несчастью, Линдрака дома не оказалось. Он, как и я, жил в однокомнатной ячейке сотового одноопорного дома, из тех нескольких сотен, которые тетраксы построили для первой своей базы, впоследствии разросшейся до Небесной Переправы. Домоправитель не видел, как тот выходил, да и вообще не видел его со вчерашнего полудня, когда он пришел в компании какого-то великана. Этот великан (как он меня заверил) был на целую голову выше Линдрака, который на ту же целую голову выше меня. Это звучало невесело. Рост Линдрака составлял почти два метра, и это было много по стандартам девяноста восьми процентов гуманоидных рас, собравшихся на Асгарде. Если гигант Мирлин, — тогда он редкий экземпляр землянина, подумал я.

Я спустился к соседнему кабачку, зная привычку своего приятеля убивать здесь кучу времени. Скорее всего он сидит там, высказывая гостю свои странные идеи относительно Асгарда, его центра и пропавших туземцев, а вовсе не знакомит пришельца с пейзажами Небесной.

Бармен сказал, что Саула не было весь день и что никаких великанов он никогда с собой не приводил. С этим бы я и ушел, но внезапно решил, что стоит ненадолго задержаться — пропустить рюмочку. Пока я тихо ее потягивал, в голову пришла другая мысль.

— Эй, — спросил я бармена (забаранца, как мне казалось), — не знаешь ли ты спирелла по имени Хелеб? У него еще есть брат Лема.

Этот невинней, на мой взгляд, вопрос заставил бармена отпрянуть на несколько шагов. — Ну и что, если да? — задал он контрвопрос. Я нахмурился, совершенно не ожидая подобной оборонительной реакции.

— А что здесь такого? — подозрительно спросил я его.

— Это не мое дело, — ответил забаранец.

— А чье тогда? — поинтересовался я, начиная уже беспокоиться.

Поворачиваясь, чтобы обслужить другого клиента бармен тихо произнес:

— Гююра.

Для непосвященных это бессмысленное воркование, но для меня — имя. Амара Гююр — вормиран. Не скажу, что хороший субъект, — как раз наоборот.

Хелеб сильно беспокоил меня и сам по себе. Если же он действительно работает на Амару Гююра, тогда мотивы его визита могли быть куда хуже, чем я себе представлял. Я понятия не имел, что могло заинтересовать Амару Гююра в моей персоне, но если такая причина имелась, она явно служила мне не на пользу. Совсем не на пользу.

Потягивая из рюмки, я начал подумывать, не сорваться ли с Небесной Переправы, пока все не выплыло наружу. У меня возникло ощущение опасности, какого до сих пор испытывать не приходилось. Поддайся я тогда своему предчувствию, эта история стала бы значительно короче и проще. Но тут мое внимание отвлек приход еще одного моего приятеля — человека, занимавшегося тем же бизнесом, что и мы с Саулом Линдраком. Звали его Симон Балидар.

Сказать по правде, я недолюбливал Балидара. Возможно, у нас было слишком много общего. Он вечно охотился за сведениями о наиболее доходных местах поисков. Все мы, разумеется, этим занимаемся, но Балидар скорее потратит три недели, собирая по крохам сведения о чужих находках, чем проведет две недели в самостоятельных поисках. Вот он-то действительно был старателем — следовал проторенной дорожкой, надеясь получить выгоду за счет тех, кто ее проложил. Однако, несмотря на все это, я никогда не избегал его и никогда с ним не ссорился. Не имеет значения, сколько времени вы прожили среди чужих рас или насколько близко вы сошлись с их представителями, все равно вам ближе собственная. Вот поэтому Александр Соворов, независимо от того, насколько люто не одобрял он мою деятельность, продолжал искренне называть меня своим другом. И не важно, насколько человек — мизантроп (вероятно, он не станет сыном звезд, если прежде им не стал), все равно он продолжает оставаться внешне похожим на других представителей людской расы. А это сходство кое-чего да стоит.

Балидар рассыпался передо мной в приветствиях, словно никого в мире ему не доставляло большего удовольствия лицезреть. Я спросил его про Саула Линдрака, но он знал не больше, чем я. Какое-то время мы поболтали о том о сем секретов, которыми я хотел бы поделиться, у меня не было, и вот, слово за слово, мы присоединились к карточной игре, давно уже продолжавшейся в одной из задних комнат. Мне захотелось развеять растущую от нашей болтовни скуку. Какое-никакое, а занятие, способное отвлечь от раздражавшей неопределенности моего положения.

Двое других игроков были забаранцами, третий — слисом. Балидар явно знал их, а они хором утверждали, что знают Саула Линдрака, хотя никто его не видел уже давно и не слышал, где он может находиться. О великанах слухи до них не дошли, или же они просто так говорили.

Наличных на игру у меня было мало, поэтому я намеревался уйти, как только просажу ту скромную сумму, которую поменял на фишки. Проигрыша я ожидал: мы играли в забаранскую игру, которая в принципе была достаточно проста, чтобы не давать существенного преимущества заядлым и умудренным опытом игрокам.

Однако случилось так, что я начал выигрывать. Мастерство было ни при чем; мне просто шла карта. Раз за разом я срывал банк, что особенно раздражало слиса. Играл он достаточно рассудительно, но каждый раз карта его была бита. Этого хватило бы, чтоб терпение кончилось и у святого. К тому времени, когда моя первоначальная стопка фишек выросла в десять или двенадцать раз, я начал уже испытывать смущение — но не то чтобы я собирался их просто взять да отдать.