Оксана Аболина - Хокку заката, хокку рассвета

«…указал на недостаточную работу по уменьшению количества ублюдков в обществе. Несмотря на значительные успехи, государству еще не удалось полностью искоренить это негативное явление. Особенно это касается южных районов страны, где по-прежнему нередки случаи незаконного рождения детей и сокрытия их в труднодоступных горных и пустынных районах. Вопиющий факт обнаружения пяти подпольных детских садов во время специального рейда…»

Я усмехнулся. Не так уж давно слово «ублюдок» было всего лишь ругательством. А теперь ему возвратили исконный древний смысл — незаконнорожденный ребенок.

Недопитая чашка кофе мешала, не давала сосредоточиться. И, нажав на клавишу связи, я попросил убрать посуду. И тут же пожалел об этом. Секретарша молча вплыла в комнату, пробуждая ненужные воспоминания. Отослать ее вообще с работы, что ли? Не поймет. Не принято это.

«…коллектив Волжского струнного автозавода выступил с инициативой создания добровольных общественных отрядов, помогающих милиции бороться с укрывателями излишков биотоплива на селе. Такие отряды, по замыслу автомобилистов, могут действовать вполне самостоятельно при условии придания им функций….»

Зуммер прозвучал столь неожиданно, что я вздрогнул.

— К вам посетитель, — раздался подчеркнуто деловой голос секретарши.

— Впусти его. И не забудь две чашечки чая.

Двери разъехались в стороны, и в кабинет вошел молодой длиноволосый парень. Волосы собраны в косичку на затылке — новая мода, просочившаяся не так давно из Закордонья.

Кивнув, я указал ему на кресло и, дождавшись, пока на столе появится чай и секретарша исчезнет за звуконепроницаемой дверью, приложил палец к губам. Вошедший понял меня правильно. Некоторое время я возился с настройками программы, блокирующей запись нашей беседы, а мой посетитель, не торопясь, пил чай. Официально у меня встреча с главой Хабаровского отделения. На самом же деле передо мной сидел самый настоящий дикий.

— Представляться, думаю, нет необходимости? — при включенной «глушилке» мой голос прозвучал совсем тихо.

Гость кивнул.

— Тогда перейдем сразу к делу, — сказал я и протянул ему носитель. — Здесь так называемый Новый пятилетний план и много другой интересной информации. Все под защитой «кукушки». Пароль вы знаете. Если вас схватят, то файл все равно откроют, чтобы просмотреть…

— …и тогда инфа отправится на наши сервера, — продолжил за меня дикий. — А на коме модеров начнется извержение Везувия. Два вопроса. Зачем нужна личная встреча — это первый. Кто еще знает наши адреса — это второй.

— Два ответа, — в тон ему произнес я. — Кроме меня… уже никому. Это второй. А первый… Скажите, насколько вы будете доверять полученной от меня информации?

Гость неопределенно пожал плечами и промолчал, ожидая продолжения.

— Это и есть ответ на первый вопрос. Я хочу рассказать вам об этом лично…. Вы, конечно, знакомы с официальными оценками запасов энергоресурсов? Насколько они совпадают с вашими данными?

— Мы думаем, что Правительство специально занижает цифры, — ответил дикий. — Кроме того, мы за свободный доступ к альтернативным источникам энергии. Хочешь выращивать на своем огороде биотопливо — бери и выращивай. Не следует всё грести под себя и сидеть потом, как собака на сене.

— В позиции Правительства есть смысл, — не согласился я. — В тех странах, где сельское хозяйство не контролируется государством, царит голод. Выращивать биотопливо на порядок прибыльнее, чем пшеницу или кукурузу. Но дело не в этом… На самом деле власть не занижает цифры — она их завышает, причем сильно. Ресурсов осталось лет на пять-семь при самом экономном использовании. И это не пустые слова, все выкладки вы найдете… там….секундочку.

На монитор выскочило и раскрылось какое-то служебное сообщение. Целое мгновение я вчитывался в него, пытаясь уловить смысл, затем свернул и поднял взгляд на дикого.

— Правительству остался месяц, — оторвавшись от монитора, продолжил я. — Не спрашивайте, откуда я знаю, все равно не скажу.

— Не такая уж это…

— Это будет не отставка. На этот раз всё куда серьезнее. К власти придут экологи.

Эта новость, похоже, ошеломила дикого. Он бросил на меня пристальный взгляд и задумался на целую минуту. Экологи… Еще одно слово, смысл которого изменился до неузнаваемости.

— Так это их план? — наконец, спросил он.

— Их, — подтвердил я. — Чрезвычайное положение. Тотальная чистка аппарата. Всеобщая национализация. Введение жесткого возрастного ценза…

— Где?

— Везде! «Тебе пятьдесят? Отправляйся в хоспис!»

— …и принудительная массовая стерилизация, — задумчиво продолжил гость и внимательно посмотрел на меня. — Почему? Почему вы нам это сообщаете?

Я подошел к сидящему в кресле дикому и наклонился вплотную к его лицу. Так мы и смотрели друг на друга: глаза в глаза, лицом к лицу.

— Я не хо-чу в э-том у-част-во-вать! — по слогам произнес я.

И отшатнувшись от кресла, добавил:

— А мне придется… как государственному служащему. Я понимаю, вы мне не верите. Но у вас будет доказательство моей искренности уже сегодня. А завтра я сдам вам негодяя, напрямую причастного к экологам…

Оба клиента жили в соседнем районе, в двух кварталах друг от друга. Похоже, день переломился надвое, и теперь Черного Ягуара впереди ожидала удача. Если и дальше повезет, то до обеда он успеет выполнить оба заказа, а затем спокойно пообщаться с Лордом — с двух часов пополудни — хоть до самого вечера. Если Лорд, разумеется, сам того пожелает.

Черный Ягуар выскочил на улицу и побежал мимо бездействующего пешеходного эскалатора в западном направлении. Сначала он решил обслужить более сложного клиента.

Сванидзе, мужчина, 62 лет, прятался на четвертом этаже старого муниципального дома, в двухкомнатной квартире, окна которой выходили во двор. Вместе с ним обитали двое его сыновей — тридцати и двадцати пяти лет. Старший работал весь день на предприятии, а младший — выполнял надомную работу — программист комов. Сам клиент считался умершим уже семь лет, после производственной травмы, полученной им по собственной оплошности. На западном кладбище разместилась в одном из рядов его могила с урной и электронной — для экономии места — меткой на памятнике; в последнее время в одном захоронении размещалось до 200 урн — их клали рядами на глубину нескольких метров.

Никаких льгот, электричества, теплоэнергии, химического минимума на клиента, разумеется, не выделялось, поскольку его самого по документам давно не существовало на этой земле, но достаточно надежный источник сообщил, что клиент жив и находится на попечении своих сыновей. Очередной дегенерат — наш клиент, трусливо избежавший эвтаназии и решивший усложнить жизнь себе и близким. Впрочем, и сыночки хороши, ничего не скажешь — позволили сидеть дармоеду семь лет на собственной шее. Вероятно, наслышаны об экологах — иначе чего им бояться, встречаются такие доброхоты, нечасто, но встречаются. Сложно с ними бывает, оберегают они своих престарелых родных, прячут, скрывают, жертвуют ради них скудными запасами денег, еды, электричества, тепла. И, спрашивается, для чего? Для бессмысленного продления бесполезного существования?