Александр Щёголев - Инъекция страха

Единственное, что он увидел и запомнил, это рука, сжимающая черный цилиндрик; единственное, что он сказал, это «Ой!». Струя газа, выпущенная ему в рот, занавесила мозг. Впрочем, в памяти остался также серый пиджак, растворившийся в потоках ослепительного света.

Очнулся Андрей уже в такси, которое стояло возле его собственного дома.

– Вылезай, друг, приехали, – сказал водитель.

Пассажир приподнялся (он мешком валялся на заднем сиденье) и огляделся. Спрашивать «Где я?» было глупо: арка, скверик с решеткой, знакомый перекресток прямо по курсу. Тогда он спросил:

– Откуда я?

– Из Купчино, откуда же еще, – посочувствовал таксист. – Все из башки вымело, да?

Андрей полез прочь, но спохватился:

– Сколько с меня?

– Честно говоря, твои друзья уже заплатили. Не хочется грабить – внаглую…

– Мои друзья?

– Ну да. Когда тебя в салон грузили, я испугался, что ты блеванешь мне тут по дороге, так они еще приплатили. Короче, давай, сколько не жалко.

Андрей вытащил из кармана джинсов какую-то купюру, попытался пересчитать количество нулей, но плюнул и отдал не разбираясь.

– Ты молодец, крепкий мужик, – сказал на прощание водитель. – Я ведь не хотел тебя поначалу брать, думал, машину не отмою. Башка, небось, разламывается?

– Я не пьян.

– Конечно, кто же спорит! Опохмелись скорей, полегчает. Я бы дал, но с собой, как назло, ничего нету.

Андрей упрямо повторил: «Я не пьян», – непонятно для кого. Такси уже умчалось. Башка отнюдь не разламывалась, блевать не хотелось. Слегка покачивало, ноги были чужими. Ну, еще мутило чуть-чуть, такое бывает от усталости. Сердце работало странно – торопилось куда-то и вместе с тем еле ощущалось, словно билось в стороне, отдельно от тела.

«Купчино… – вяло размышлял он, поднимаясь по лестнице. Купчино большое. Надо было уточнить, из какого места конкретно… Хотя какая разница?» Десять остановок на трамвае, поиски зубоврачебного кабинета, струя газа в сумрачном подъезде. С кем это было? Неужели с ним?

Его обогнал соседский мальчишка, восьмиклассник. С портфелем в руке, с мешком для обуви. Андрей невольно посмотрел на часы – было почти четыре.

– Чего поздно? – бросил он мальчишке в спину.

Тот на секунду обернулся:

– В школе задержали.

Побежал себе дальше, вперед и вверх. На последний этаж. Андрей тоже поднимался на последний этаж, только делал это гораздо медленнее. Что-то было не так, что-то было неправильно, но никак не получалось сообразить, что именно. В комплексе ощущений присутствовала некая дополнительная странность. Каждое движение доставляло удовольствие, все больше и больше, организм как бы освободился от занозы, которая раньше мешала радоваться жизни. Причем, это ощущение концентрировалось… во рту!

Он обыскал ротовую полость сначала языком. Затем пальцем. В том месте, где раньше стоял мостовидный протез, теперь была дыра.

И заторможенность вдруг прошла. Мир наполнился запахами, звуками, чувствами. Андрей вошел в квартиру, крикнул: «Кто-нибудь есть?», тоскливо надеясь, что жена дома, что его не оставят один на один с этой жуткой пустотой, вошедшей вслед за ним с лестничной площадки. Он походил бесцельно по комнатам, сам не зная зачем – не снимая обуви, не раздеваясь. Футболка была мокрой от пота – он не обращал на мелочи внимания. Он целиком сосредоточился на том, что… Невозможно. Такого не бывает. Людей, разумеется, похищают, но только в кино или в криминальных новостях, а в жизни, ограниченной вот этими стенами, самое страшное – сны. В снах может явиться сумасшедший с пистолетом, или может привидеться, что твоего отца подозревают в краже коллекции монет, или мать вдруг начнет доказывать, что она не убивала твою бабушку… «Если бы я пошел к тому протезисту, к которому мне полагалось пойти, ничего бы не случилось, – понял Андрей. – Все в этом мире взаимосвязано. Тихо-мирно поменял бы „мост“ на другой, отлично подогнанный, и ушел бы довольный. А старый, халтурно сделанный, остался бы у них».

У кого?

Зачем?

Ответа не было. Искусственные зубы исчезли, вот и весь ответ. Браслет и капсулы человек отдал сам, по доброй воле, а с зубами почему-то заартачился, тогда его подвергли принудительному лечению, дали общую анестезию и увезли к… к кому? К ведомственному стоматологу?

Такого не бывает!

В туалете Андрей обнаружил, что и крышка унитаза, и стульчак подняты. Хотя в этом доме унитаз всегда закрывали, чтобы, пардон, не пахло – так было заведено еще родителями. Случайность? Чья-то забывчивость? Память, увы, не сохранила точного образа, в каком виде Андрей оставил фарфорового коня, заглянув сюда перед выходом на улицу.

В том же туалете, за дверью, хранилась металлическая лестница-стремянка, состоящая из двух раздвижных частей. Одна часть – со ступеньками, другая – опорная. Ее всегда ставили ступеньками к стене, потому что Алиса вечно проявляла к лестнице нездоровый интерес, просилась, чтобы дали полазить. Существовала реальная опасность, что ребенок втихаря заберется сюда и опрокинет громоздкую конструкцию прямо на себя. Вот и в последний раз, когда Андрей пользовался стремянкой (вчера это было – обыскивал вентиляционную решетку, кретин мнительный, осматривал потолок и стены в поисках мифических «пуговиц» и «булавок»), короче, он поставил стремянку на место, как полагается. Теперь же лестница была прислонена к стене ступеньками наружу.

Бред продолжался…

«Кто сидел на моем унитазе и сдвинул его с места?» – зарычал страшным голосом Михайло Иваныч. А Мишутка пропищал тонким голоском: «Кто лазил по моей лестнице и выпачкал ее грязными ботинками?..»

Впрочем, Андрею было не до шуток. Может, жена приходила? Прибежала на минуту. Плеснула в чашку кипятку, схватила первое, что попадалось в холодильнике под руку, проглотила, залпом выпила и ускакала, стуча подковками, бросив все на столе… Он заглянул на кухню. Чайник был холодным, и обеденный стол не показал ничего интересного. Так бы Андрей и вернулся в прихожую – раздеваться, мучаться предположениями, – если бы не обратил внимание на пол.

Пол как пол – линолеум. Не сказать, что чистый, хотя грязь от Сашиных ботинок давно уже подтерли. Дело в другом. Алиса всюду раскидывает куски пластилина, рассерженные папа и мама скоро голос сорвут, объясняя ей, что хорошие девочки так не поступают, что место пластилина в специальной коробке. Потому что, если наступишь на такой кусок (или даже кусочек), получается след, который можно соскрести только ножом, да и то не полностью. И к тапкам прилипает – скобли потом, отмывай, иначе ходить невозможно. На кухне, под подоконником, размазанных пластилиновых пятен было особенно много. Еще утром было много. Алиса, пользуясь либерализмом бабушки и отсутствием мамы Зои, всю неделю строила здесь домики из табуреток и потом сидела, играла в логопедические занятия (своих учеников лепила из пластилина). А теперь линолеум был чист. Абсолютно. Кому понадобилось отскабливать и отмывать разноцветные липкие кляксы?