Пол Андерсон - Орион взойдет

Посетитель повалит попозже, когда мужчины пообедают дома, как сейчас это делал хозяин, аслаждавшийся обедом наверху в обществе своей семьи.

– Почему ты остановился? – спросила барменша. – Прелестная песня.

– Ерунда, – фыркнул англеман, – избитая донельзя. В ней нет ни капли вдохновения. Потом мне просто вдруг надоело квакать банальностью о вине и любви, когда можно выпить. – И с внезапной игривостью добавил:

– А потом заняться любовью!

Сеси качнула головой:

– Разве твоя песня предназначалась не мне?.. Ты умолк прямо на середине.

Плик вздохнул:

– Да, я намеревался воздать тебе должное, но эта песня, увы, не достойна моей Лозы. – Плнк покачал головой, прищелкнув языком, склонил набок. – Обещаю тебе сочинить что-нибудь получше. – Он помедлил. Кстати… могла бы и предоставить мне повод для вдохновения. Сама знаешь какой, пышечка. Начнем с бокала бургундского.

– Я заплачу, Плик, – предложил на брежанеге рабочий.

– Спасибо тебе, Ропарж, – ответил поэт на том же языке. – Если ты способен повторить угощение еще разок, тогда я, возможно, сумею сотворить другую песню… настоящую, чтобы забурлила кровь в жилах.

– Только на нашем линго, ладно? А то я не слишком хорошо понимаю англей. А как насчет твоей «Бандитской баллады»? – Ропарж повернулся к своим компаньонам. – Тебе она тоже нравится, не так ли, Конег? И тебе, загородник, понравится… не сомневаюсь. Бодрит.

Плик подумал.

– Так она ж подрывная. – Многочисленные куплеты песни превозносили подвиги – боевые, за пиршественным столом и в постели – полулегендарного разбойника Жакеза, пять столетий назад ставшего наконечником копья в отпоре, оказанном пейзанами угнетателю Местромору. – Она популярна среди ваших – я слышал, как ее орали на окраинах Кемпера и в селах. Стоит, должно быть, того, чтобы пели.

Ропарж поскреб в своей гриве и задумался. Конег буркнул:

– Ях-ух. А ты знаешь, как теперь харч вздорожал? И жилье, и все прочее. А зарплата стоит на месте. А может, наша Лига заставит главного мастера повысить нам расценки? Нет?

– Но городские Лиги настаивают… – начал фермер.

Конег ядовито закивал:

– С тем же успехом они могут просто походатайствовать за нас перед святыми через голову Местромора.

– Что твоим драгоценным святым твои беды… Они их не волнуют, взорвался моряк.

Человек этот не первым в здешних стенах говорил без уважения об аэрогенах, но Сеси показала матросу язык, а Плик проговорил:

– Они в этом не виноваты, дело в их собственных законах. По договору об аннексии они не имеют права вмешиваться в домашние дела штата. Если они попробуют пойти на это, вы, брежане, взвоете, как и все в Домене.

– Нечего все валить на нас, все равно мы выращиваем харч, – возразил пейзан. – Нас давят не меньше, чем вас, однако нашу ассоциацию кастрировали только на половину яйца. Но она все равно не может остановить поток дешевого зерна с юга в Ар-Мор. Мы разоримся, если не сумеем закупить хоть немного современных комбайнов на десять лошадей; а ты знаешь, сколько они стоят?

– Да забудь ты свою Лигу, – буркнул моряк. – На хрен ее. На хрен все Лиги. Когда-то они были полезными… в старые времена людям приходилось держаться друг друга, но теперь они – только ярмо на твоей шее… Настырное ярмо, вечно сующее нос в чужие дела.

– Отрадно представить себе ярмо, что лезет в чьи-то дела… в этом есть, бесспорно, эльфийское очарование, – заметил Плик.

Сеси отправилась, чтобы принести ему вина.

– А чем же заменить их? – спросил Ропарж.

– Ничем, – отвечал моряк. – Просто упразднить их. Упразднить вместе с главными мастерами, со всяким клепаным чиновником, которого мы унаследовали от прошлого. Пусть люди добывают себе пропитание сами и как умеют; пусть плывут или тонут, коли не могут плыть. Если они хотят работать вместе чудесно. Но пусть делают это по своей воле, пусть всегда имеют возможность и право выйти из дела.

Пейзан в удивлении глазел на матроса. Горожане, более привычные к странным мнениям, призадумались. Сеси принесла Плику полный бокал. Он основательно приложился.

– Теперь не знаешь, кому можно верить, – наконец произнес Конег.

– Я рассказал вам, как это делается в Мерике… в Северозападном Союзе, – произнес моряк. – И вполне обходятся, так ведь? Не то чтобы я сам бывал там… я даже не рассчитываю оказаться в этих краях. Но я разговаривал с их экипажами, которые добирались до наших берегов.

Дверь на лестницу распахнулась. Холодный ветерок пронзил дымный воздух таверны. За дверью в бледных сумерках падал снег. На улице, как и повсюду в городе, горели цветные фонари: до солнцестояния оставалось только три дня. Две персоны закрыли за собой дверь и спустились в зал.

Снег запорошил их плащи и шляпы. За ними влачились тени, огромные и тревожные, как мрак вокруг очага. Плик пригляделся и внезапно воскликнул:

– Ну вот, заговорили о тузах и вытянули флешь-рояль! Вот вам и знатоки своей собственной персоной, если вы хотите продолжить ваш разговор о Северо-западном Союзе. – Худощавая фигура поэта сперва распрямилась, а потом изобразила поклон. – Приветствую вас, сзр и леди, – произнес он на англес. – Выпейте с нами. Не сомневаюсь, что вы пришли сюда именно за этим, а посему приглашаем вас – присоединяйтесь!

Пара приблизилась.

– Наши благодарности, – ответил мужчина с акцентом на бойком франссе.

– Наверное, собравшиеся предпочитают этот язык? Он подталкивает иностранцев к вежливости.

Возле стола он остановился: невысокий, довольно уродливый человек с кривым лезвием носа, ледниковыми глазами, короткой седой бахромой вокруг скверных зубов. Одежду вошедшего, как и его спутницы, описать было сложно. Все внимание мужчин немедленно обратилось к ней, и не потому, что женщины в этих краях редко выходили в брюках. Высокая блондинка, молодая и симпатичная, казалась какой-то диковатой, хотя вроде бы не давала оснований для этого.

По-прежнему размахивая бокалом, Плик вежливо представлял собравшихся…

– Перед вами восхитительная Сеси, по достоинствам прозванная Лозой…

Она готова обслужить вас. Чего изволите? Я заказывают если джентльмены не захотят разделить расходы. Офицеры из Северо-западного Союза не часто заскакивают в нашу любимую гостиницу. Откровенно говоря, мы их здесь никогда не видели, так ведь? Это честь всему заведению, прошу.

Мужчина скроил неожиданно любезную улыбку и помахал компании.

– Меня зовут Микли Карст, – произнес он.

– Роника Биркен, – представилась женщина. – Сэр, неужели вы тот самый поэт, о котором мы слыхали? – Ее франсей, откровенно говоря, никуда не годился.

– Время от времени сочиняю куплеты, – ответил Плик. Они уселись за стол, и Сеси приняла заказ: