Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 1 (1964)

Э р о я. Твой спутник лишен этого?

В е я д. Лишен. Хочешь, я познакомлю тебя с ним? Его зовут Туаф.

Э р о я. Не хочу.

В е я д. Почему?

Э р о я. Это причинит ему боль. Он еще больше станет тосковать по Дильнее.

В е я д. Возможно.

Э р о я. Он тоже расстался с возлюбленной?

В е я д. Не знаю. Туаф ничего не говорил мне о ней.

Э р о я. Он застенчив?

В е я д. Не очень.

Э р о я. Скрытен?

В е я д. Не всегда.

Э р о я. Умен?

В е я д. Отчасти.

Э р о я. Добр?

В е я д. Иногда добр, иногда нет.

Э р о я. (смеясь). Из твоих слов трудно составить что-нибудь определенное. Он красив?

В е я д. Да, когда он этого хочет, когда у него хорошее настроение.

Э р о я (изумленно). Разве красота зависит от настроения?

В е я д. Зависит.

Э р о я. Я этого не понимаю.

В е я д. Сейчас объясню. Туаф — оптик, косметик и декоратор-иллюзионист. Во время путешествия в его обязанности входило заботиться о внешности членов экспедиции и экипажа. И о своей внешности. Но сейчас он в таком настроении, что ему не до красоты. Да и для чего быть красивым на таком острове? Если бы он знал, что его может увидеть женщина…

Э р о я. Тебе нравится этот островок?

В е я д. Уэра?

Э р о я. Я не знала, что у этого островка такое звучное название.

В е я д (мечтательно). Название успокаивает. Безжизненный островок облачен в звук, он назван и где-то помнят его название. Названия… Имена! Где-то далеко-далеко, может, вспоминают и мое имя.

Э р о я. Она скучает по тебе.

В е я д. Кто?

Э р о я. Кто же еще? Разумеется, твоя Эроя.

В е я д. Но разве ты не она? Ты ведь здесь?

Э р о я. Здесь только часть меня. На самом деле я там.

В е я д. Нельзя же быть одновременно и там и здесь?

Э р о я. Ты же знаешь, что можно.

В е я д. И знаю и не знаю. Я ведь ни в чем не уверен.

Э р о я. Разве так уж плохо, что мы вместе?

В е я д. И вместе и отдельно. Ведь вместе со мной только одна твоя память, история твоей личности. Тело же твое осталось там. Оно за миллионы километров и десятки лет отсюда.

Э р о я. Да, оболочка осталась там.

В е я д. И сущность тоже. Ведь то, что здесь со мной, только копия, совершенная, идеальная копия, но все же не оригинал.

Э р о я. Мне неприятно это слышать. Твои слова причиняют мне боль.

В е я д. Тс! Кажется, проснулся Туаф.

Пауза

Т у а ф. Да, я проснулся. С кем ты беседуешь?

B e я д (растерянно). Сам с собой. Я мечтаю вслух.

Т у а ф (насмешливо). Двумя голосами? Мне послышалось, что с тобой разговаривала женщина.

B e я д (уже спокойно и тоже насмешливо). На нашем островке появились призраки.

Может, действительно на островке появились призраки. Здесь снятся такие необыкновенные, реальные сны!

Уэра! Крошечный мирок. Кусочек трехмерного пространства, кое-как приспособленного, чтобы приютить жизнь. Здесь были аппараты и запасы вещества, почти все необходимое, кроме воздуха и воды. Но Веяд и Туаф с помощью устаревшей аппаратуры (она оставлена была здесь по меньшей мере полтораста лет назад) создавали воду и воздух, минимум того, что требуется для существования. Пребывавшая же здесь Эроя не нуждалась ни в воздухе, ни в воде, ни в пище. Она была по ту сторону жизни и смерти — отражение живого бытия, кусочек восприимчивого вещества, наполненный до отказа всяческой информацией, нечто большее, чем тень, и нечто меньшее, чем та, что осталась ждать.

Ждать… Из всех слов разговорного языка, из всех обозначений и знаков это слово было самым необходимым на Уэре. Уэра и была создана для того, чтобы дать приют тем, кто должен ждать. Да и сама Уэра ждала почти двести лет, пока из необитаемого островка стала пристанищем для космических Робинзонов. Пусть останутся в веках имена ученых и инженеров, строителей этого крошечного мира! Благодаря их смелости, упорству и мастерству Туаф и Веяд нашли то, на что можно было опереться в этой пустоте.

По-видимому, один из строителей, инженер Тей, в свободные минуты предавался размышлениям о сущности времени и бытия. Веяда заинтересовали записи Тея. Инженер Тей писал: «Для меня нет ни настоящего, ни прошлого, а только будущее. Весь смысл моего бытия — достичь его. Настоящее? Когда я возвращусь на родную Дильнею, оно станет прошлым. Прошлое? Оно присоединится к будущему. Долгое пребывание в космосе и полет со скоростью, близкой к скорости света, создает парадокс времени. Мне хочется представить себе тех, кто найдет здесь приют. Может, это мне поможет победить свою тоску по Дильнее… Жена ждет меня. Но едва ли она меня дождется. Когда я возвращусь домой, пройдет слишком много лет для короткой жизни индивида. Долгое пребывание в пути, полет почти со скоростью света затормозят мое время, удлинят мою жизнь, но жизнь моей жены и моих друзей, подверженная другим темпам и иным ритмам, не сможет поспеть за моим бытием…»

Веяд столько раз читал этот отрывок дневника Тея, что знал его почти наизусть.

Тей — этот добрый и мужественный строитель. О, если бы Туаф хоть чуточку был похож на него! На днях он сказал Веяду:

— Мне скучно. А тебе?

— Ты не мог спросить меня о чем-нибудь другом?

— О чем?

— О погоде.

— На Уэре стоит всегда одна и та же погода.

— Ты наблюдателен. А еще что ты заметил, живя здесь?

— О том, что я заметил, я пока тебе не скажу.

Он стал продолжать дело, которым был занят. Туаф чинил автомат для логической игры. Искусственный гроссмейстер был создан по крайней мере два века тому назад и, разумеется, порядком устарел. Когда-то он честно послужил людям, борясь с самой страшной энтропией из всех энтропии, разъедавших не вещи и явления, а живое дильнейское время. Он некогда развлекал строителей космической станции, заставляя их долго думать над каждым ходом.

У Туафа были ловкие руки и способности к технике. Дело подвигалось успешно. И вот искусственный гроссмейстер сделал свой первый ход. Но прежде, чем сделать ход, он бросил Туафу нагловатую и насмешливую фразу:

— Могу дать фору. Хотите, сниму корабль?

— Не хочу, — сердито ответил Туаф. — Будем играть на равных.

— На равных? Но я еще не встречал логиков, которые могли бы поставить знак равенства между своими усилиями и моим умением.

Он, вероятно, повторял то, что говорил двести лет тому назад, ведь это ему было задано программой. Двухсотлетняя пауза прошла для него так же незаметно, как секунда.

— На равных, так на равных, — сказал искусственный гроссмейстер и сделал ход рыбой.

Туаф долго думал, прежде чем сделать ход. Ему не хотелось дать себя победить автомату. Ведь в космолете он в продолжение многих лет держал первенство в логической игре.

Веяд знал правила логической игры, но никогда ею не интересовался. Сейчас же он с напряженным вниманием следил за каждым ходом. На чьей стороне он был в этой игре? Кому желал победы? Как ни странно, этому нагловатому автомату. В его манере самоуверенным тоном произносить слова и с азартом бросать фигуры на доску было нечто характерное, живое и интересное. Казалось, когда-то живший игрок передал этой машине не только свои опыт и знания, но и свой темперамент. После каждого удачного хода искусственный гроссмейстер насмешливо говорил: