Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 1 (1964)

Эроя проснулась рано и подошла к окну. Она подняла занавеску и спросила себя: «Что же я увижу сегодня за окном?»

Она взглянула. За окном стоял олень. Он стоял как бы вынутый из пространства. За ним не было никакого фона. Он стоял, словно на облаке, отражаясь вместе с облаком в синей воде горного озера. Огромные детские влажные глаза оленя смотрели вдаль. Затем олень исчез и облако рассеялось. По-видимому, седоусый волшебник перенес домик Эрои на верхушку горы.

Эроя рассмеялась.

— Он забывчив, этот несносный старик, — сказала она. — Третьего дня он тоже проделал со мной эту же штуку. Он начал повторяться.

На днях, вместе с подругой Зарой, Эроя ходила по предписанию врача в отделение биохимической стимуляции. В обыкновенных условиях организм дильнейца химически обновляется за шестьдесят дней. Здесь, в этой камере, молекулы клеток, кроме тех, из которых состоят нуклеиновые кислоты, должны были обновиться за несколько часов.

Эроя и Зара вышли из отделения биохимической стимуляции обновленными и посвежевшими.

— Мы ли это, Зара, — спросила Эроя, — или не мы?

— Духовно — мы, — ответила, смеясь, Зара. — Но химически — не мы. Морфологически — мы, физически — не мы. Как же осуществляется единство между содержанием и формой?

— Спроси об этом врача.

Клетки биохимически обновились. Но было нечто важнее физического самочувствия — это духовное восприятие мира. Этим занималась сестра седоусого «волшебника», специалист в области изучения психического поля.

Эроя хотела отказаться от эксперимента, как это сделали многие отдыхающие, не пожелавшие освежать свое видение мира, но после непродолжительного раздумья решила: «Попробую! Чему быть, того не миновать!»

И она рискнула.

Дверь камеры открылась, и Эроя села в кресло. Вдруг что-то случилось с миром. Планета шатнулась и как бы сдвинулась с места. Уж не превратилась ли снова Эроя в пчелу, как это случилось однажды в детстве?

Она слышала музыку, тихую музыку, которая перешла в шепот. Шепот сменился свистом утренней птицы. Этот свист, это мерцание звуков, этот птичий голос как бы сорвал занавес с бытия. У ног Эрои гремел ручей. И низко-низко над самым холмом висела радуга. С нее падали крупные капли дождя. Эроя кружилась вокруг цветка. Запах хмелил сознание. В нем был целый мир, как в мерцающих звуках птичьего пения. Пространство качалось возле самых глаз — синие, желтые, фиолетовые полосы.

И снова запела птица. Она щелкала, свистела, переливалась то весельем, то тоской, она превращала в звуки весь мир.

— Ну, как вы чувствуете себя, дорогая? — спросил Эрою женский голос.

— Хорошо.

— На этот раз довольно.

Эроя вышла из камеры на лесную поляну. Теперь у нее было другое зрение, другое обоняние, другой слух. Ей словно подменили все чувства. Она смотрела вокруг, словно видела все в первый раз. Ее все поражало, но больше всего удивляли ее самые простые вещи: деревья, лица, слова и их способность облекать в звуки предметы и явления. Казалось, она появилась здесь, на Дильнее, с другой планеты.

В птичьем горле все еще щелкал и звенел свист. Птица пела в посвежевшем сознании Эрои.

— Ну что? Обновила свое психическое поле?

«Обновила… — подумала Эроя. — Какое это, в сущности, пошлое, ничего не говорящее слово!»

— Я стала другой, — сказала Эроя, — и в то же время осталась той же самой.

— Я понимаю, — сказала Зара. — Подвержена обновлению только та часть психического поля, которая не ведает памятью. Вот если бы обновление затронуло и память, тогда бы ты, выйдя из камеры, снова родилась. Ты бы стала другой личностью.

— Зачем же, Зара? Разве ты недовольна моим «я» и вместо меня хотела бы видеть в моей оболочке другую сущность?

— Нет, нет! Зачем мне терять подругу ради неизвестного существа? Я люблю тебя такой, какая ты есть. Но мы сейчас, кажется, живем с тобой в разных мирах. Я в мире обыденного, ты в сказочном мире обновленных и обостренных чувств.

Не надоела ли мне слава? Позавчера спросил меня об этом один будущий кандидат наук. Я ему ответил:

— Малость поднадоела.

Он мне говорит:

— Ну, ну! Слава никогда не может надоесть. — И добавляет ядовито: — Конечно, заслуженная слава.

По его словам, значит, я виноват, что подобрал в сквере необыкновенную книгу. А он что бы сделал на моем месте? Оставил бы ее лежать на песке? Или спрятал бы на этажерке среди собрания сочинений Болеслава Пруса и никому не сказал ни слова об этой находке?

Вчера вечером мне звонят из средней школы. Детский голос.

— Кого вам? — спрашиваю я.

— Нам нужно фантаста Павлушина.

Я им отвечаю:

— Я Павлушин, но я не фантаст. Упаси меня бог!

— А разве не вы написали знаменитую книгу?

— Я! Я написал! — И вешаю трубку.

Снова звонок:

— С вами говорят из Дворца культуры. Не могли бы вы…

— Не мог бы! — и вешаю трубку.

Телефон звонит, надрывается, но я не подхожу. У себя в научно-исследовательском институте я тоже делаю вид, что не имею отношения ко всей этой шумихе. Но это не помогает. В раздевалке тетя Клаша подает мне пальто, словно я министр. На лицах сотрудников выражение почтительного удивления. Захожу к новой машинистке, красивой девушке, перепечатать отчет. Она вся покрывается краской и ни с того, ни с сего спрашивает:

— А вы так и не встретили его?

— Кого не встретил?

— Ну, его. Я имею в виду существо с другой планеты.

— Нет, не встретил. Пока не довелось.

— А как ему удалось остаться незамеченным, если у него не такая наружность, как у нас?

— А откуда вам известно? Может, точно такая, как у нас с вами. Так когда перепечатаете?

Она взглянула на отчет, еще раз взглянула, потом говорит разочарованно:

— Обычный отчет.

— А вы думали что?

— Я думала, продолжение этой незаконченной книги.

— Так ведь не я же писал.

— Многие думают, что вы. Не один, конечно, а с кем-то. Вообще много разговоров вокруг вас. Я вчера одному знакомому сказала, что работаю вместе с вами в одном учреждении, так он, представьте, не поверил.

«Черт подери, — думаю я. — Красивая девица. Глаза живые, карие. И губки как нарисованные. А насчет ума, хоть бы где заняла!»

На другой день захожу.

— Ну как, — спрашиваю, — перепечатали?

Она мнется. А лицо ее опять покрывается краской.

— Вы очень скромный, — говорит вдруг она и подает мне перепечатанный отчет.

— А почему бы мне быть нескромным? — отвечаю я. — Я даже не кандидат наук. Я просто младший сотрудник.

— Разве? А мне говорили, что вас выбрали действительным членом Датской академии наук и в Индии вам присудили премию за большие заслуги в развитии научно-популярной и фантастической литературы.

— Преувеличивают, — сказал я. И, взяв отчет, вышел.