Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 5 (1966)

«…Античастицы и проблема существования антимиров стали предметом оживленных споров не так уж давно. Примерно с осени 1955 года, когда Эмилио Сегре и Оуэн Чемберлен сообщили миру об открытии ими антипротона. Но не тогда человеческий гений прорубил окно в антимир.

В 1928 году знаменитый английский физик Поль Дирак работал над теорией строения электрона. По мысли Дирака, эта теория должна была включить в себя не только новейшие достижения теоретической и экспериментальной физики, но и отвечать тем требованиям, которые вытекали из теории относительности.

Тогда-то и было выведено замечательное уравнение, определяющее силы и магнитные свойства электрона. Несмотря на то, что теория не расходилась с результатами экспериментов, она насторожила многих ученых. И недаром. Новая теория предполагала существование электронов с отрицательной энергией и отрицательной массой. Под влиянием электростатических сил подобные электроны должны были бы двигаться в направлении, противоположном обычным. Нечего говорить, что термины «отрицательная энергия», «отрицательная масса» были в то время малопонятной абстракцией. В природе этого не наблюдалось, и физики не спешили с признанием «электронов-ослов» (так прозвали тогда дираковские электроны). Тогда Дирак построил теорию, которая стала известна под названием море Дирака.

Представьте себе, что электроны получили отрицательную энергию. А то, что мы называем пустотой, на самом деле есть бесконечное множество таких вот электронов, которые обладают самым различным запасом энергии. Но электромагнитные и гравитационные поля этих электронов в сумме равны нулю. В том «море» дираковских электронов, подобно пузырькам воздуха в воде, заключены пузырьки или дырки свободного от электронов пространства. Дырка — это как бы антиэлектрон. Когда в такую дырку попадает обычный электрон, происходит их взаимное уничтожение с выделением электромагнитных квантов. Это, как в алгебре. Минус один да плюс один в итоге дают ноль.

Излишне говорить, что дырку свободного пространства все-таки необходимо было чем-то «наполнить». Поэтому некоторые теоретики пытались представить отвлеченную дираковскую идею в виде единственной известной тогда положительной частицы — протона. Но и здесь возникали препятствия. Во-первых, почему в атомах протон и электрон достаточно долго уживаются, тогда как дираковская теория требует почти немедленного уничтожения противоположно заряженных электронов, а во-вторых, куда девается тогда разница в массе электрона и тяжелого протона? Чем глубже погружались теоретики в море Дирака, тем меньше оно им нравилось. На помощь Дираку пришел… космос.

В 1932 году в космических лучах был обнаружен предсказанный Дираком антипод электрона — позитрон. Равный электрону по массе, позитрон обладал положительным зарядом и противоположно направленным магнитным моментом.

Так была обнаружена первая античастица. Первый посланец антимира!..

…Можно ли получать вещество из пустоты? Да, можно. Не надо забывать только, что физический вакуум — это не пустота, а особая форма материи. Если создать в лаборатории космический вакуум или, наоборот, вынести лабораторию в космос, то это можно подтвердить экспериментально. С помощью сильного электрического разряда из вакуума выбиваются электронно-позитронные пары. Через очень небольшой промежуток времени электроны и позитроны аннигилируют, в результате чего выделится довольно значительная энергия. По силе таких «микровзрывов» можно судить и о концентрации вещества, полученного из… вакуума»

Спустившись во время перерыва в буфет, Михаил обнаружил на доске приказов свою фамилию. На узкой полоске папиросной бумаги было напечатано:

«За самовольный уход с работы 18, 21 и 27 февраля с. г. младшему научному сотруднику Лаборатории теории вакуума Подольскому М. С. объявить выговор. Основание — докладная записка зам. зав. лабораторией И. Ф. Пафнюкова».

Под этим стоял лиловый штамп «верно» и подпись начальника канцелярии.

Недоуменно шевеля губами, Михаил два раза прочел приказ, но так ничего и не понял. Он не мог вспомнить, что именно делал 18, 21 и 27 февраля, но самовольный уход с работы? Нет, здесь явно была какая-то ошибка.

Он оглянулся и, увидев, что у доски собралось несколько человек, боком проскользнул к лестнице. Поднявшись бегом на второй этаж, с независимым видом пронесся по коридору в тщетной надежде не встретить никого из знакомых.

Остановившись у приемной директора, он взялся за ручку двери, отдышался и уже спокойно вошел.

— Здравствуйте, Розалия Борисовна, — обратился он к секретарю. — Алексей Александрович у себя?

— Он сейчас не принимает. У него секретарь партбюро… Как же это вы оскандалились, Подольский?

— Я, собственно, за этим и пришел… Никогда я не уходил с работы самовольно, Розалия Борисовна. Если куда я и уезжал а рабочее время, то отмечался в книге.

Розалия Борисовна раскрыла амбарную книгу с голубой линованой бумагой, в которой сотрудники фиксировали связанные с работой отлучки.

— Здесь записано, что 18, 21 и 27 вы уезжали в электромеханические мастерские. Так?

— Но я действительно ездил в мастерские! Там это могут подтвердить!

— Не в этом дело. Ивам Фомич сказал, что запретил вам посещение мастерских.

— Когда? У нас и разговора-то об этом не было!

— Он же перевел вас на другую тематику. А вы вместо того, чтобы выполнять порученное вам дело, ездите зачем-то в мастерские.

— Да, Розалия Борисовна. Вместо того, чтобы чертить какие-то таблицы, я работал над экспериментом, который был задуман Евгением Осиповичем. Думаю, что это важнее, и вкатывать мне выговор…

— Это приказ директора и обсуждайте его с директором.

— Вот я и пришел поговорить с директором.

— Он сейчас занят.

— А когда он освободится?

— Не знаю.

— Вы мне не позвоните в лабораторию, когда он сможет меня принять?

— Если каждому, кто хочет попасть к директору, я буду звонить, то, знаете ли, у меня и рук не хватит.

«При чем тут руки», — подумал Михаил и молча вышел из приемной.

Впервые в жизни он чувствовал себя таким безвыходно одиноким. С каким-то безнадежным равнодушием поднялся он в лабораторию и взялся за привычную работу.

Вот уже два месяца он, вопреки всему, открыто работал над ортовским экспериментом. Опустив свинцовое кольцо в дьюар с жидким гелием, он позвонил лаборанту.

— Никто не отвечает, — сказала телефонистка, и в трубке послышались частые гудки.

Куда-нибудь смотался, разгильдяй, усмехнулся Михаил и, достав листок бумаги, принялся писать объяснительную записку на имя директора. Потом смял бумагу в комок, бросил в корзину и подошел к окну.