Артем Абрамов - Чаша ярости

— Они стреляли только по позициям миротворцев. Они бомбили только позиции миротворцев. Полагаю, у капитана Латынина личный состав поредел. А может, и самого Латынина нет. Град выбил посевы… — сказал странную фразу, замолчал надолго. Круз ждал. — Как ты думаешь, майор, — продолжил Иешуа, — на кого они свалят гибель миротворцев? На сербов? На албанцев? А может, вообще на какую-нибудь третью силу, на пришельцев из космоса, например? Какой смысл? Ведь «град» есть «град», как я понимаю, его не выдать за легкий автоматный «дождик», я уж не говорю о бомбежке, и никто не возьмет на себя ответственность за такую смерть солдат — ни сербы, ни албанцы. Действительно, одна надежда на пришельцев… Но подумай, майор, зачем твоему начальству неудачная провокация? В штабе не дураки сидят, так?

Круз послушно кивнул: так, мол.

— Что ты имел в виду, когда сказал «пока»?

— Что «пока»? — не понял или не захотел понять Круз.

— Не прикидывайся, майор. Ты же что-то знал о возможности обстрела позиций миротворцев.

— Ну-у, разве только краем уха…

— Что краем уха?

— Да если честно — ничего конкретного. Что надо бы, мол, что ситуация законсервирована — стоит взорвать…

— Верю тебе. Слышу, что правду говоришь. Сдается мне, что если мы не поспешим, то не найдем на позициях Латынина не только живых, но и трупов. Успеют убрать. А «вулканы» и «Кашки», поддержанные общественным негодованием, которое охотно растиражируют медиа-средства, начнут следом бомбить и вышибать «градом» либо сербов, либо косоваров. Против кого прикажут негодовать, того и уничтожат. В разумном количестве, конечно… Это не война, майор. Это политика, замешенная на крови. Как там Латынин говорил: двое дерутся — третий не мешай? Верно говорил, двое подерутся и устанут, если их не подстегивать. Так что все здесь только от третьего и зависит. А кто у нас третий?

— Командование Корпуса?..

Иешуа невесело засмеялся:

— Командование Корпуса — мясорубка. А ручку крутят другие люди. Я их покажу тебе, майор, если захочешь.

— Я бы хотел… очень…

— Значит, пойдешь со мной.

— Назад?

— Пока назад, — опять засмеялся Иешуа, — а потом — дальше. Но это будет потом. А сейчас я хотел бы спасти тех ребят Латынина, кого еще можно спасти…

— А к косоварам? — рискнул напомнить Круз.

— Уже нет смысла. — И добавил непонятное: — Они тоже слепы от рождения… Заводи мотор, майор, времени у нас — кот наплакал…

Круз запустил движки и погнал бот обратно, выжимая из него все, на что способны были могучие «мерседесовские» лошадиные силы. Спросил с надеждой, перекрикивая вой моторов:

— Вы думаете, кто-то остался жив?

Иешуа крикнул в ответ опять малопонятное:

— Там — моя ученица…

Впрочем, малопонятное всегда наиболее убедительно.

«Кашки» поработали профессионально: что задумано было — все исполнено. Позиции капитана Латынина больше не существовало.

Иешуа быстрым шагом шел мимо взрытых пулями неглубоких окопов — не на всю жизнь ребята окапывались, мимо бэтээров, заглушенных и тоже с рваными следами на пробитой таки броне, мимо трупов солдат-миротворцев, которых пулеметные очереди с «Кашек» застали врасплох, никто не успел даже автоматы поднять, так и легли на траву — кто лицом в землю, кто распахнутыми в небо глазами. Странным было одно: убитых оказалось немного — Иешуа насчитал всего одиннадцать…

Круз брел сзади, тупо приговаривая:

— Сволочи, какие сволочи…

Кого он имел в виду? Свое командование, пославшее группу вертолетов, чтобы расстрелять собственных бойцов? Или летчиков, легко и изящно выполнивших по всем военным уложениям преступный приказ?

— А что им было делать? — вдруг спросил, не оборачиваясь, Иешуа.

— Кому? — не понял Круз.

— Летчикам. Пилотам «Кашек»… Отказаться исполнить приказ?.. Какое за это следует наказание, а, майор?

— Трибунал, — на автомате отвечал Круз. И вдруг взорвался: — А Божий суд? Неужто он не страшен?

— Не знаю, — горько сказал Иешуа, продолжая идти по лощинке, — не судим…

Круз яростно закричал ему в спину:

— И это говорите вы. Мессия?? Божий суд — кто о нем должен знать лучше всех живущих?!

— Кто? — Иешуа вдруг притормозил, обернулся, и Круз увидел такую же ярость в его глазах. — Я скажу тебе, майор, кто должен знать. Ответ прост: мертвые. Только им дано узнать эту тайну. Не они не скажут, ведь верно, майор? Они уже ничего не скажут… — Он отвернулся от Круза и вновь целеустремленно зашагал, будто знал, куда идет, будто отлично ведал неведомую Крузу цель.

Круз тоже тронулся следом, бросив безнадежное:

— Они все убиты…

И услышал нежданное:

— Не все. Только те, кто не успел поймать зов того, кто внутри. А кто успел — живы. И их значительно больше. Сейчас ты увидишь.

И точно: прошли редкий лесок — к востоку от позиций, под нялись в горку и увидали внизу, в узком и ломаном овраге ребят в комбезах Корпуса «Балканы». Кто лежал — все-таки раненный, кто сидел, привалившись спиной к дереву или просто к откосу оврага, костерок разожгли, и висело ведро с водой над огнем на металлической штанге неведомого назначения, положенной на две рогатки, врытые в землю. Мари, живая и невредимая, распаковывала медицинские пакеты, двое миротворцев помогали ей, а навстречу Иешуа и Крузу пошел тоже живой и, судя по всему, не сильно пострадавший — разве что рука на перевязи, задело, видно, руку или плечо, — капитан Латынин.

— Сколько погибло? — крикнул ему Иешуа.

— Одиннадцать! — крикнул в ответ Латынин. Сколько Иешуа насчитал, столько и оказалось. Они сошлись на полпути, и Иешуа взял в обе ладони раненс плечо капитана, подержал его — тот недоуменно смотрел на Мессию, — потом убрал руки, сказал:

— Здоров, капитан.

— В смысле? — не понял Латынин.

— Снимай повязку, я затянул рану. Латынин недоверчиво покрутил рукой сначала едва-едва оберегаясь боли, потом резче, потом совсем по-спортивному на полную растяжку…

— Не болит… — изумленно и растерянно произнес.

Быстро размотал бинт рукав Мари разрезала, видна была сильная загорелая рука в засохших кровяных потеках и — свежий, с твердой коркой, след от пули, к счастью только скользнувшей по пуке но все равно оставившей на ней кровавый окоп.

— Спасибо, — до смешного традиционно сказал Латынин, будто за подарок поблагодарил Мессию или за пожелание здоровья.

А по сути, случившееся и было подарком. И пожеланием здоровья одновременно.

А Иешуа уже шел к Мари.

— Как ты это сделала? — спросил он ее.

Мари оторвалась на секунду от раненого солдатка, которому только принялась бинтовать залитую кровью ногу, торчащую из разрезанной по всей длине штанины комбеза.