Сергей Абрамов - Тихий ангел пролетел

— Так что спасибо вашим ученым, — продолжал Олег Николаевич, — спасибо вам, Иван Петрович, любезный мой, спасибо вашей коммунистической партии и родному для вас правительству за ваш дальний перелет. А то, что амнезия, — вините не нас. Видит Бог, мы здесь, в России-матушке, сделали все, чтобы вам, Иван Петрович, драгоценный, жилось вольготно и без хлопот. Честно говоря, мы ждали от вас полезной информации, да-да, от вас лично, но — не судьба. Вы слишком молчаливы. Но за вас сказал металл. — Тут Олег Николаевич задрал горе указующий перст, обозначив, видно, заоблачные высоты, из коих сверзился в болото говорливый металл, и закончил сухо и буднично: — Так что пора, Иван Петрович. Пришла пора расстаться.

— Как расстаться? — не понял Ильин. И Ангел, от неожиданности запоздав с репликой, изумился:

— Как расстаться?

— Как в море корабли, — объяснил Олег Николаевич. — Погостили вы у нас в первопрестольной — пора и честь знать. День сегодня суматошный выдался, отчасти — по вашей вине. Все устали. Долгие проводы — лишние слезы. Скажите своим знакомым слова прощания, и — в путь.

— В какой путь? — настойчиво и тупо домогался Ильин. Где-то в районе предстательной железы рождалась паника, ползла наверх, захватывая остальные жизненно важные органы, заставляя сердце биться со скоростью триста ударов в минуту, желудок — нехорошо сокращаться, а печень и почки — выделять камни с песком пополам. — В какой путь?

— В далекий. Мы тут вашего закадычного друга попросили вам вещички собрать, пока вы по Москве от нашего догляда бегали. Проверьте, будьте добры, все ли он собрал, а то нам чужого не надо.

Тит вынул из-под стола огромную «адидасовскую» сумку и бухнул ее на стол перед Ильиным. Не поленился — сам «молнию» на сумке расстегнул.

Ильин машинально глянул. Из распоротой «молнией» сумки некрасиво вываливались знакомые «ковбойки», торчал угол косметички, в которой Ильин хранил расхожие лекарства, бесстыдно раскрыли ширинку стираные-перестираные «Ливайсы».

— Я все, что надо, положил, — хрипло сказал Тит. Почему хрипло? А Бог его знает, почему! То ли в горло чего попало, то ли и впрямь жаль ему было расставаться с Ильиным. Ведь минувшее время из жизни, из песни не выкинешь, а в минувшем им с Ильиным не так уж и скверно было вместе. — Можешь не проверять — все. Книжки тоже, хотя они тебе там помехой могут стать. Но положим, пусть… А о куртке. Вань, не плачься, на фиг тебе там куртка на меху! Тепло там, Вань…

— Где там? — спросил Ильин сначала Тита, потом Ангела. И ни Тит, ни Ангел не ответили. Тит — потому что не велено ему было раньше времени пункт назначения называть, секретным он, видать, числился. А Ангел… Ох, трудно думал Ильин, похоже, Ангел о чем-то догадывался, о чем только?..

— Попрощайтесь с друзьями и знакомыми, — официальным тоном повторил Олег Николаевич.

Он уже стоял у стола, приглашая Ильина последовать своему примеру, и Ильин сомнамбулически встал, пошел на негнущихся ногах к «друзьям и знакомым». Сам не понимал: почему он рабски слушается гебиста, хотя никуда не хочет лететь, дом его здесь, дом родной. Ну, не очень родной — так другого же нет!..

А навстречу плыла Мальвинка, обняла Ильина за ватные пиджачные плечи, смачно чмокнула в лысинку, прошептала:

— Все будет тип-топ, майн фюрер. Орлы должны летать на присущей им высоте.

Не понял Ильин, да и некогда понимать было. Уже сменил Мальвину Лифлянд из книжной лавки на Кузнецком мосту, крепко пожал руку Ильину, прокартавив:

— Уж не знаю, как с книжками там случится… Вот, принес вам на дорожку…

И протянул свеженькое издание Собчака, новый роман хитмейкера с крутым названием «Спасенному — рай!».

— Это мне? — не понял Ильин. Он вообще себя слишком заторможенно чувствовал, все вокруг происходящее не доходило до него, как будто ватой его обложили и клеем вату пропитали. Кокон.

— Вам. Со смыслом названьице, заметьте… И пошел было. Но Ильин догнал его вопросом:

— Где там-то? Там-то где?

— А где будете, — как бы не ответил Лифлянд, — где собственный, ваш рай обретете…

А тут и домоуправ подгреб, ничего не сказал, только потерся щекой о щеку Ильина, больно уколол усом и тайно вложил Ильину в руку ключ от подъезда — на память. Получалось по всему, что не видать Ильину родного подъезда, как… Или, напротив, намек: мол, приходи домой, когда хочешь. Ильин, кстати, ключа от подъезда давно домогался, но не получал. Домоуправ ссылался на отсутствие болванок в мастерской, на запой-слесаря, на собственные больные ноги. Стар был домоуправ, вырос в «совке», а избавиться от «совка» невозможно в принципе. Это — как СПИД, который в текущей жизни тоже имел свое место…

И владелец дома, сын миллионера и тоже бывшего «совка»-партайгеноссе, аналогично руку Ильину потискал и щедро сунул в нее довольно плотненькую пачку дойчемарок, скромно сказав при этом:

— Не думайте о возврате суммы, старина, пустое это. А вам пригодится. Все-таки марки, валюта международная, везде ход имеют, даже… — не договорил, слинял.

Ильин стоял как икона, к которой все присутствующие должны приложиться. Вот и гебист районный, добряк-благожелатель, тоже приложился, отдал какую-то коробочку, а в ней, объяснил, как раз иконка и находилась, святая картинка с портретом Владимирской Божией Матери.

— Если что, поможет. Кому-кому, а Владимирской я верю. Безотказный образ.

А что, если что? О том умолчал.

А революционер Борода, коллега-соперник Олега Николаевича, подарил на прощанье фотографический портрет вождя мирового пролетариата. Хлопнул по плечу Ильина:

— Хорошо от нас ушел, товарищ, профессионально. Где отрываться научился? В школе разведки под Кейптауном небось? Наслышаны, как же… А портрет сохрани. Я его у одного шоферюги реквизировал, на ветровом стекле, прохвост, возил портретик. Или лучше иначе сказать: автопортрет? — и заржал жеребцом. И завел дурным голосом:

Ну а последним был Тит.

Ничего Тит ему не подарил, ничего и не сказал — ничего особенного. Просто обнял Ильина крепко, прижал коротышку к могучей, пахнущей соляром и металлом груди, потерся небритым подбородком о шпаклеванную тоном лысину Ильина, виновато шепнул:

— Извини, брат. Не мог я иначе, да ты ведь и знал все. Я ж не скрывал… Не в вакууме живем, а с людьми…

— С волками жить… — не сдержался Ильин, уязвил Тита, хотя никакого зла на него не держал.

— Система, — неопределенно пояснил Тит. Он не очень-то походил на обычного Тита, на шумного, на хамлюгу и крикуна, шебутного слесаря от бога, для кого правила приличия писаны не были. Он шепотом говорил, шепотом улыбался, шепотом двигался — ну, будто тень. А может, стушевался, как та самая тень, в присутствии негласных начальников, всесильных магов и волшебников от гебе. А может, прав Ангел, плохо ему было…