На суше и на море - На суше и на море. Выпуск 13 (1973 г.)

– А кто… объект? - внезапно спросил он, слегка запнувшись на этом слове.

– Я, - коротко ответил Леонид. В комнате стало тихо. Очень тихо.

Николай притушил сигарету. Чашка Петри уже была полна окурков.

– Кажется, все. Блокировка не сработала, - значит, с ним ничего не случилось. Во всяком случае ничего плохого.

Дмитрий Константинович молча кивнул. Последние минуты были невыносимо длинными, сделанными из чего-то фантастически тягучего и липкого. Казалось, сейчас можно ощутить квант времени, как виден в абсолютной темноте квант света. Он был уверен, что сделанное им никуда не годится, что этот рискованный эксперимент - попытка с негодными средствами. Он достал пакетики вылущил еще две таблетки.

– Коля, - сказал он тихо и вдруг впервые обратился к Николаю на «ты»: - Принеси мне, пожалуйста, воды…

Николай встал, сделал шаг. И замер.

Леонид все еще сидел, откинувшись на спинку кресла, глаза его были закрыты. Но «фен» вдруг стал приподниматься над его головой, словно отходящие от него провода приобрели жесткость и потянули колпак вверх, потом медленно, очень медленно поплыл по воздуху и лег на панель пульта. У Николая перехватило дыхание: похоже, питекантроп познал-таки тайны звездолета.

Сзади хрипло, с надрывом дышал Дмитрий Константинович.

Леонид открыл глаза и начал подниматься из кресла.

Сегодняшняя гениальность, понял Николай, телепатия, телекинез, левитация… Нет! Не то! Понадобятся совершенно новые понятия, неизвестные пока человеческому сознанию и языку.

Мысль была смутной, он сам еще не мог постичь ее до конца, но она упорно билась в мозгу, словно проникая в него извне. Или это н е е г о мысль?

Сейчас Леонид повернется и скажет…

Балабуха Андрей Дмитриевич.Родился в 1947 году в Ленинграде. По образованию топограф, работает инженером-проектировщиком в проектно-конструкторском бюро в Ленинграде. Автор девяти статей и рецензий в периодической печати на темы научной фантастики. Им опубликовано также шесть рассказов в различных сборниках фантастики и альманахах. В нашем сборнике выступает впервые. В настоящее время работает над научно-фантастическими рассказами и повестью.

– Это очень низко, - сказал капитан. Капитан имел в виду барометр - тяжелый, окованный начищенной медью, доставшийся капитану, наверное, еще от отца, а тому от деда, ибо и барометр этот, и почерневшая трубка, да и сама морская профессия передавались в семье Лепиков по наследству: от Артура к Яну, от Яна опять к Артуру. А под барометром висела плохонькая фотография, на которой весело смеялась женщина - жена капитана Артура Лепика, и прижимался к ней десятилетний мальчишка - сын капитана Артура Лепика, которого, конечно же, звали Ян и которого также ожидали впереди и барометр, и трубчонка из вереска, и капитанский мостик.

– Это очень, очень низко, - повторил капитан, и Малинин вгляделся в застывшую на нижнем делении стрелку, вгляделся непонимающе, спросил:

– Погода портится?

Капитан кивнул, ничего не объясняя, да Малинин и не ждал поспешных объяснений: все равно их не будет. Сначала капитан подумает, крепко подумает, и только тогда скажет - коротко и точно. Малинин стоял и смотрел на капитана Артура Лепика, немногословного рыжего эстонца, а тот стоял и смотрел на фамильный барометр. Так прошла минута-другая, пока капитан не принял наконец решение и, вспомнив о Малинине, сказал:

– Будем менять курс.

«Тоска-то какая! - думал Малинин, топая по коридору за капитаном Артуром Лепиком. - Ничего толком не объяснит, ходи тут за ним, слова клещами тяни… Курс будем менять… Почему? Зачем? Погоды он испугался, что ли? Программа к черту летит…»

Здесь Малинин соврал: программа шла великолепно, по графику, установленному в институте, придуманному самим Малининым и утвержденному очень высоким и очень ученым советом. А соврал Малинин из жалости к себе, из-за охватившего его сейчас чувства ностальгии. Третий месяц экспедиционное судно Института океанографии находилось в плавании: сначала в Японском море, потом в Южно-Китайском, теперь снова на пути домой. Третий месяц Малинин мечтал о твердой земле, о травке-муравке, об асфальте, наконец. Ему надоела вечно качающаяся палуба «Миклухо-Маклая», вечно качающаяся койка в каюте, вечно качающийся стол, вечно качающийся мир. И только надев маску и акваланг, он забывал о твердой земле, и о траве, и об асфальте. Он уходил в море, как в теплый сон, когда не хочется просыпаться, открывать глаза - еще минуту, только одну, и еще минуту, и еще, и еще…

– Надо сказать Рогову, - напомнил капитан. «Что сказать Рогову? - удивился Малинин. - Что погода портится? Что курс меняем? Рогов будет страшно обрадован, ну просто счастлив: да он с милейшего капитана Артура три шкуры спустит. Что ему какой-то древний барометр!»

Рогов возглавлял экспедицию и вместе со всеми ее участниками третий месяц мотался по морям, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, профессорское звание и титул члена-корреспондента Академии наук. Рогов был богом, во всяком случае для Малинина, скромного кандидата наук, чья докторская диссертация медленно, но верно распухала в тумбе все того же вечно качающегося стола.

– То-то вам Рогов задаст, - мстительно сказал он.

Но капитан Артур Лепик не испугался страшной угрозы.

– Не задаст, - сказал он. - Тайфун.

Пока Малинин туго соображал, что это значит, они дошли до роговской каюты, остановились на пороге, капитан снял фуражку, огорошил:

– Беда, Павел Николаевич…

Рогов отложил ручку - он что-то писал в блокноте - посмотрел сквозь затемненные стекла очков.

– Что за беда, Артур Янович?

– Очень низкое давление. Штиль.

Рогов снял очки, потер переносицу - переварил сообщение, спросил быстро:

– На берег радировали?

– Нет связи.

– Что-нибудь с аппаратурой?

– Рация в порядке. Молчит эфир.

– Помехи?

– Помех нет. Тишина. Ни разу такого не было.

Малинин подумал, что капитан сегодня слишком многословен, такого тоже ни разу не было.

– Ваше решение? - спросил Рогов. Он снова надел очки, встал из-за стола, подошел к капитану.

– Будем обходить, - сказал тот. - Если это тайфун, быть может, удастся уйти.

…Уйти им не удалось. Они вошли в зону тайфуна минут через сорок неожиданно, что было особенно страшно. И все же капитан сумел увести корабль от эпицентра тайфуна: ревущий хаос остался где-то справа, северо-восточнее, потому что именно оттуда шла темнота, иссиня-черная, непроглядная, с нарастающим ритмом грохота, словно миллионы тамтамов били тревогу.