Виктор Сапарин - «На суше и на море» - 61. Фантастика

Эдвардс сделал паузу, обвел взглядом экраны, с которых на него смотрело множество глаз (сам Эдвардс сидел в своем бюро перед экраном, против письменного стола), и продолжил:

— Первое. Послать на Венеру специальные, особо точным образом нацеленные ракеты — станции наведения. Изготовить их с тройным запасом. Те, что попадут в цель наиболее точно, послужат для работы, остальные мы выключим. Станции наведения обеспечат правильную посадку всех прибывающих рабочих ракет.

Второе. Ракеты должны прибывать по графику разгрузки и садиться на максимально удаленных друг от друга концах посадочного поля — этим мы обеспечим безопасность людей. Третье…

Эдвардс перевел дух, но совершенно твердым голосом закончил:

— Ввиду особой сложности операции я прошу руководство ею поручить мне. Я должен прибыть на Венеру первым и покинуть ее последним, когда улетят все ракеты. Но так как мне чрезвычайно важно быть и на старте — абсолютная точность всех операций на старте имеет решающее значение, — я прошу разрешить мне использование сверхскоростного полета.

На людей, подключившихся к залу своими блок-универсалами, смотрело с экранов лицо Эдвардса: плотно сжатые губы, высокий лоб, светлые, почти прозрачные глаза. Нет, его решение не было порывом романтика. Он пришел к нему на основе трезвого расчета. Смелость, грандиозность идеи, ее головокружительная фантастичность — все это не подлежало даже рассмотрению. Так исключается все конкретное при математическом абстрагировании. Остается чистая логика.

Это была уже самая настоящая сенсация. Миллионы людей следили за ходом заседания. И холодок пробегал по спинам даже самых смелых, самых закаленных. Сверхскоростной полет человека в космосе… Этого еще не бывало!

Эдвардс отгоняет воспоминания. Он поднимает голову. Гм? Перед ним индонезийский островной космодром.

Прицельные ракеты стоят здесь же, на противоположном краю плато. К ним не разрешено приближаться никому. Они укрыты чехлами. Тщательно настроенные, выверенные особым способом, они оберегаются от всяких внешних воздействий. Только приборы ведут за ними непрерывное наблюдение. В рассчитанный момент они сбросят чехлы и первыми откроют навигацию. Сорок восемь часов спустя станут стартовать пассажирские корабли. А спустя еще сутки начнет отчаливать в космос армада грузовых кораблей.

Последним Эдвардс включает в сферу своего наблюдения совсем маленький космодром на Луне. Здесь не стоит, а лежит на короткой наклонной эстакаде всего одна ракета. Она не похожа на все предыдущие. Очень длинная, напоминающая сильно увеличенную иглу. В нижней ее части — пояс из множества цилиндров. Она взлетит при помощи этих вспомогательных ракет по касательной, а затем включатся основные двигатели. Многоступенчатые ракеты когда-то проложили путь в космос, и этот принцип человек сохранил в испытательных ракетах, пытаясь достичь максимальной скорости, чтобы установить, как будет протекать такой сверхскоростной полет. Ракета, на которую смотрит Эдвардс, предназначена для рекордов. Человек в ней еще не летал. Теперь полетит Эдвардс. Его предшественниками были собаки, кролик и обезьяна. Никто из них не вернулся на Землю или на Луну. Новейшая сверхскоростная ракета еще не умеет возвращаться. Она никогда раньше не садилась на другие планеты. Эта же сделает первую попытку.

Почему Контроль Безопасности согласился? Не только потому, что доводы Эдвардса показались убедительными. Сыграло роль и другое соображение: сверхскоростной снаряд способен достичь Венеры и при наибольшем ее удалении от Земли. Значит, если расчеты инженеров оправдаются и полет Эдвардса пройдет удачно — а конструкторы убеждены в этом, — то в экстренном случае на Венеру может быть послана ракета до истечения трех с половиной лет. Соображение веское: 37 человек в случае нужды смогут получить помощь с Земли.

Эдвардс думает о том, что произойдет, если расчеты инженеров не оправдаются. Тогда это долговязое сооружение здорово его подведет. Конечно, по правилам полагается сначала испытать ракету в посадке без человека. Но нет времени. Да и не первый день человечество занимается конструированием ракет. Теперь инженеры так не ошибаются.

Эдвардс смотрит на часы. Еще много работы. Не все ракеты загружены. Некоторые заводы поставят грузы в самый последний момент. «Проклятая астрономия! Нет возможности заблаговременно, не спеша, все обстоятельно подготовить и тысячу раз проверить. Техника отстает, — думает он. — Новейшие ракеты привязаны к твердым орбитам, как и самые первые. Когда-нибудь будет же человек летать, когда захочет и куда захочет?!»

Он спускается вниз, садится за стол, вызывает заводы.

То с одного, то с другого космодрома стоявшая с краю ракета вдруг трогалась с места: не сразу набирая высоту, она висела некоторое время в пространстве, окутанная клубами дыма и пыли, потом с быстро возрастающей скоростью устремлялась ввысь. Огненный султан был виден и после того, как сама ракета исчезала. Он уменьшался, превращался в светлую точку и таял.

— Тридцать четвертая идет по курсу, — докладывала Пулковская радарообсерватория.

— Приборы показывают отклонение тридцать пятой — три десятитысячных, — сообщала станция приема радиодонесений на Луне. — Отклонение уменьшается, — добавила она. — Тридцать пятая идет по своей орбите.

Эдвардсу не приходится даже шевелить пальцами. Он сидит и смотрит. Слушает, потом вызывает ведущего инженера по космонавтике:

— Почему ракеты не сразу ложатся на маршрут? У половины из них отклонения в самом начале.

— Это предусмотрено, — успокаивает его мягкий голос. — Прицеливание прямо с места старта очень трудное дело. Тем более на такой дистанции. Мы усилили управляющие полетом устройства. Так вернее. Наши «пули» летят тем точнее, чем ближе к цели. Что вы волнуетесь? — добавляет инженер уже неофициально. — Ведь пристрелочные ракеты вышли на орбиты очень точно. Они подведут корабли к месту посадки. Лишь бы те не вышли из зоны наведения. Но этого не может случиться.

Но Эдвардс волнуется. Сейчас, когда он почти ничего не может уже предпринять, он начинает испытывать нечто вроде лихорадки. Тот самый Эдвардс, которого назначили на этот пост за несокрушимое хладнокровие и выдержку! Только работа может вернуть ему нормальное состояние. И он уходит в тысячи дел, готовя каждую ракету к отправке, как родную дочь. Конечно, это уже второстепенные заботы. Вроде: «Застегни воротник, а то простудишься!». Главное все определено. Железный график действует, и ракеты в заранее разработанном порядке то там, то здесь, с Луны или с Земли, срываются в космос. Эдвардс словно стоит у гигантского конвейера, движение которого не в силах изменить.