Кирилл Кудряшов - Черное безмолвие

Стоп, а откуда наши ракетчики узнают, когда бить?! Связи нет — магнитные поля от постоянных ядерных взрывов не позволяют работать даже рации на расстоянии в две сотни метров.

— Как мы сообщим своим, что ПРО ликвидирована? — спросила я, и тут же прикусила язык. Ляпнула, черт возьми! И кто меня за язык тянул произнести это «Мы»?! А ему мои слова, естественно, понравились…. Словно бы я уже согласилась с его планом и предложила свои услуги в качестве диверсанта!

— В этом основная сложность. Связаться с Россией у нас не будет никакой возможности. Остается лишь распланировать операцию с точностью до дня, или, даже лучше, часа. Определиться, что за Н дней мы доберемся до США и в такой-то день ликвидируем ПРО, скажем, горячо любимого нами Денвера.

Скользкий план, вилами на воде писанный. Я это вижу, а значит, должен видеть и он. Сколько нужно на восстановление системы? Если есть люди и материалы, то не больше суток. А если нет ни того, ни другого, но жить очень сильно хочется? Тоже не больше суток. Задержит нас на сутки шторм в океане, и придем мы как раз к тому моменту, когда наша ракета, призванная испепелить город, рванет над ним, подбитая Денверовской системой ПРО… Хотя, с другой стороны, пусть наши бомбоделы соберут побольше ракет, а ракетчики придержат их до поры — до времени. И оговорить тогда нужно не день, а неделю, в течении которой американцам на головы будут сыпаться подарки. Что не день, то ракета. Уж с точностью до недели-то мы можем прогнозировать, когда доберемся до Денвера? Правда, времени на отход у нас уже не останется. Так и накроют нас наши же, нашей же ракетой…

— Ты со мной? — прямо спросил он, видя мои размышления.

— Дай мне несколько дней на раздумье…

Его рот скривился в ухмылке, на этот раз — по-настоящему злорадной.

— У тебя есть минута, бегунья.

— Ты хочешь принудить меня силой? — удивлению моему не было предела. Принудить к чему-то бегуна — это уже само по себе фантастика, даже если сделать это попытается другой бегун. Но заставить бегуна совершить невозможное, угрожая ему… Да, я тоже мечтаю об окончании войны. О том, что ядерная ночь развеется, словно дым, что мы с Колей, как и раньше, до первой ракеты, будем сидеть на лесной полянке, любуясь звездами. Мечтаю хотя бы о том, чтобы снова увидеть эти звезды, скрытые сейчас за тяжелыми черными тучами…

— И много тебе будет толку от лазутчика, ненавидящего своего командира.

— Мне плевать, как будешь относиться ко мне ты, или все остальные, кто пойдет со мной. Мы пойдем туда, и уничтожим Штаты!

Я вновь взглянула ему в глаза, и теперь уже испугалась по-настоящему. Ощутила в груди тот страх, который впервые испытала в тот день, когда раздела догола того парня, что вместе с компанией дружков гнал меня по лесу, словно дичь. Вот только, тогда я испугалась не своих преследователей, а самой себя. Ненависти, проснувшейся во мне в тот миг, когда я впервые ощутила во рту вкус чужой крови. Испугалась зла и ненависти, долго таившихся в моей душе и вырвавшихся в то мгновение на свободу. Должно быть, этот страх, вперемешку с ненавистью, и увидел в моих глазах Коля, поэтому и не отрекся от меня, не смотря на то, что попросил поселить его в бункер. Отдельно от меня… И сейчас, находясь в плотном кольце врагов, слыша, как спрыгивают с подъезжающих грузовиков все новые и новые люди, я вновь боялась. Не смерти, не боли, а ненависти. Теперь уже не своей — ее я привыкла контролировать, выпуская на охоту, словно злую гончую собаку лишь время от времени. Меня испугала ненависть, светившаяся в глазах этого человека, и то, что к ней не примешивался страх.

— Уничтожим, чтобы остановить войну? — спросила я, все так же глядя в его глаза, и заранее зная ответ. Он не сможет соврать. Не сможет запутать меня псевдофилософской демагогией, чтобы скрыть от меня свои истинные мысли. Не сможет врать, когда тет-а-тет с ним, глаза в глаза, говорит равный ему, другой бегун. Не сможет, потому что не захочет. Я никогда не встречала подобных людей, но почему-то я уверена в том, что знаю, как он мыслит и о чем думает сейчас.

— Да! — говорит он, а затем, выдержав театральную паузу, добавляет, — Чтобы остановить войну и взять власть в свои руки.

Толпа вокруг радостно гудит, видимо ощущая висящее в воздухе напряжение.

— В твои руки? — не то спрашиваю, не то поправляю его я.

— Да. — соглашается он. — Мира больше нет, и его нужно построить заново. Построить, избежав прошлых ошибок…

Краем уха я услышала какой-то посторонний звук, шедший издалека, со стороны завода. Во время разговора с бегуном я инстинктивно уменьшали порог восприятия, чтобы сосредоточиться на нем, а не на всем, что происходит вокруг. Теперь же, напряженно вслушиваясь в Черное Безмолвие, я отрешилась от его голоса, до предела углубившись в мир звуков и шорохов. Сквозь биение почти полутора сотен сердец, сквозь дыхание врагов, треск пламени и рокот не заглушенных моторов, я отчетливо услышала вой сирены воздушной тревоги…

Вот и порадовались мы с Бомбоделом белому снегу. Все, больше его не видать — вой сирены мог означать только одно, наши ПРОшники засекли приближающуюся ракету и готовят к старту свою, ракету-перехватчик. Сейчас жизнь замирает и на заводе, и во всех бункерах, в которые по телеграфу передается сообщение о воздушной тревоге. Люди убирают подальше острые и легко бьющиеся предметы, закрепляют дорогое оборудование, прижимают к себе детей… Кто-то сейчас, наверное, успокаивает моего Колю, мол, не бойся, перехватчик собьет ракету на подлете, и термоядерный взрыв прогремит в воздухе. Хотя, его-то как раз успокаивать не стоит — он этих взрывов навидался больше, чем испытатели на Новой Земле сорок-пятьдесят лет назад.

План действий начал оформляться в моей голове спустя секунду после того, как я поняла, что слышу сирену. Мой собеседник, увлеченный описанием преимуществ своего правления на всей планете, похоже, пока еще не понял, что спустя несколько минут нас накроет атмосферным взрывом, но, безусловно поймет, когда увидит стартующий перехватчик. А увидит он обязательно — завод не так уж далеко, и огненная струя из сопла смотрится весьма впечатляюще на фоне черного неба, особенно в ИК-диапазоне, доступном бегунам. Впрочем, когда перехватчик стартует, будет уже поздно прятаться по укрытиям. Не добежать даже нам.

План прост донельзя — когда небо над нами превратится в громадный пылающий костер, перебить всех, кого смогу, и броситься бежать к заводу. Единственная проблема — это бегун-командир, значит, придется посостязаться с ним в ловкости и силе. Женщина-снабженец против мужчины-воина. Кажется, силы не равны, но выбора нет.

— Твой выбор?! — театрально вскинув голову спрашивает меня бегун, — Ты со мной?!