Геннадий Тищенко - «На суше и на море» - 80. Фантастика

И тут девушка всхлипнула. Это ударило его, словно электротоком. Он быстро шагнул к ней, взял за руки:

— Я счастлив уже потому, что не безразличен тебе. Не надо плакать. Не надо ничего говорить. Прощайте, Кэт, и дайте мне на память свою брошку.

Она сняла брошку, он отпустил ее руки и заглянул в ее глаза, заплаканные и прекрасные. Все в нем перевернулось.

— Я остаюсь, Кэт, хотите вы этого или не хотите, — прошептал он одними губами.

И в это время из-за леса, скользя, казалось, по самым верхушкам деревьев, показался и понесся к ним гравитолет.

— Ой, что это! — вскрикнула Кэт.

— Это за мной, — сказал Олд Дор. — Бегите скорее туда, к оврагу, в кусты.

— А вы?

— И я за вами. Бегите же быстрее!

Она побежала, и он побежал за нею, но почти тут же Кэт вдруг ничком упала на луг.

«Усыпляющий импульс», — мелькнуло у Олда Дора в голове, и он тоже потерял сознание.

Прибывшие через час вертолеты обнаружили на лугу только спящую девушку. Проснувшись, она рассказала, что встречалась здесь, на лугу, с писателем. Кто он и куда ушел, она не знает. Очень горевала о потере какой-то своей брошки, которая очень нравилась ему…

Олд Дор, очнувшись в изоляторе звездолета, тоже уже не помнил ничего, но крепко сжимал брошку с изображением Амура, которую поспешил спрятать от посторонних глаз.

Палеоисторик Октем был большим знатоком истории Индии, Шумера, Аккада, Финикии, Египта. И когда в Ашхабаде второго века эры Октября формировали экипаж корабля «Древний Восток», выбор пал на него. Правда, сам ученый оставался в Центре палеокультур, а в корабль сел его двойник, псевдоживая конструкция, симбиоз белковых и электронных цепей, нервных клеток и компьютерного мозга, которому человек-оригинал передал накопленные знания и даже эмоции и черты характера. Выполнив задачу, двойник должен был доставить в Центр детальную информацию о прошлых эпохах. Сгусток информации назывался Палеохрон. Он сообщал сведения в любой форме: в объемных живых картинах или в виде чувств, переживаний, мыслей. Все остальное, из чего синтезировался двойник, самораспадалось.

Корабль «Древний Восток» вошел в надпространство и по геодете, искривляющейся в прошлые времена, скользнул в небо Двуречья, как полагал штурман Вячеслав. Однако вскоре обнаружилось, что корабль висит над той же местностью, откуда стартовал: внизу лежала Туркмения, какой она была в третьем тысячелетии до новой эры! Штурман Вячеслав не поверил своим глазам. В оцепенении смотрел он на приборы. «Нет, это невозможно! Должен быть Шумер… Я не мог так грубо ошибиться. Значит, флуктуация космоса? Искажение метрики континуума?» Чертыхаясь, он пошел к командиру, машинально внимая звону экранирующего хронополя.

Флегматичный, уравновешенный командир подумал не без досады: «Да, совсем некстати неувязка! А реактор уже слопал массу энергии». Вслух же он сказал:

— Не падай духом, Вячеслав! В целом программа не пострадает. Но Октема придется высадить здесь. Пусть добирается в Ур собственным ходом. Из-за этой флуктуации реактор съел в полтора раза больше энергии, чем было рассчитано. Биллион киловатт в секунду — не шутка. Едва хватит на возвращение в свою эпоху. Все! Действуй, дорогой.

И Октема сбросили в мини-капсуле. На прощание командир напомнил:

— В обусловленный срок жду на орбите в зоне Эриду. Корабль повиснет в квадранте Кассиопеи — в двадцать два звездного времени. Смотри, не опоздай! Секунда ожидания стоит биллиона киловатт.

Глядя как ловко самоупаковывается капсула сброса — до размера небольшого пакета, Октем вздыхал, шаря глазами по небосводу. Впрочем, он не грустил о корабле. До Евфрата полторы тысячи миль! Надо выполнять волю командира и Центра палеокультур.

Спрятав капсулу в карман, он бодро зашагал по барханам к предгорьям Копетдага. Вскоре на горизонте показались невысокие строения какого-то городка. В телеобъектив Октем увидел толстые глиняные стены, прямые длинные улицы, от которых в стороны расходились переулки; скопище купольных мавзолеев; обширную площадь, окруженную глиняными домами; довольно внушительное святилище, отдаленно напоминавшее шумерский храм. За чертой города начинались поля пшеницы и ячменя, паслись стада коров, овец коз на заливных лугах. «Входить или не входить в городище? — задумался Октем. — Ведь это не по моей части: прикопетдагскую цивилизацию изучают другие. У меня Шумер и Египет! Работы хватит, а осенью надо успеть в Эриду. Корабль не может долго ждать. Неплохо бы долететь в Ур с помощью антигравитации, но это запрещено. Энергия — только для взлета на корабль».

Спустя много дней Октем достиг района, где в будущем возникнет Исфахан. Заночевать пришлось на окраине маленького селения, в заброшенной хижине. Утром следующего дня Октем вышел на караванную тропу, которая, как он знал, ведет к горным проходам в Двуречье. К полудню с севера показалась вереница нагруженных верблюдов и ослов. Октем вскочил на ноги, призывно замахал рукой. К нему подъехал вожатый, закутанный по самые глаза темно-синей тканью головной накидки. Уставив на Октема горящие темные глаза, спросил настороженно:

— Кто ты и куда держишь путь?

Октем, заблаговременно приняв облик жреца бога Наннару, был как две капли воды похож на жителя Двуречья.

— Я был в далеком краю Черных песков, за морем Каспов. Мой осел издох в дороге, и вот я пешком иду в Ур.

Вожатый поцокал языком, как бы сочувствуя, что незнакомцу предстоит столь дальняя дорога, и сказал:

— Нет, не могу помочь! Караван идет в Синджарскую долину.

Тут подъехал второй караванщик — статный мужчина лет тридцати в грубошерстной накидке. Его лицо вызвало в памяти Октема отрешенные черты воинов — на статуэтках из древнейших поселении Намазга-Депе и Анау. Тот же длинный клювовидный нос, миндалевидные глаза, круто изогнутые брови; подбритая с боков борода двумя узкими прядями ниспадала на грудь. «Воронообразное лицо, как у эламитов, — привычно зафиксировал мозг Октема. — Значит, он — потомок тех южноиранских племен, которые проникли в Каракумы где-то в начале третьего тысячелетия до новой эры». Еще Октем отметил пальцы мужчины — очень длинные и крепкие. «Музыкантом мог бы быть», — подумал Октем.

— Меня зовут Герай, — приветливо сказал мужчина. — А тебя?