Эдгар Пэнгборн - Зеркало для наблюдателей

— Конечно,— сказал он, и я смог наконец посмотреть на него.— Что... что случилось с дядей Джейкобом?

Я колебался, стоя на краю пропасти, в которой находилась запретная истина.

— Исчез той же ночью, что и ты. Это все, что нам известно. Возможно, пытался искать тебя. Как и я.

— Искать меня... Зачем?

Ответить на этот вопрос я даже не пытался. Спросил сам:

— Ты веришь, что я Бен Майлз?

— Я... не знаю.

— Помнишь надгробие Мордекая Пейкстона?

— Мордекая?.. Ну да.

— Рассказывал кому-нибудь, кто мог бы проговориться мне — кто бы я ни был,— как втыкал в землю у надгробия одуванчики?

— Нет, я... не рассказывал.

А Намир находился где-то поблизости... Спящий ли? Двери были закрыты, говорили мы негромко.

— Ты рассказывал кому-нибудь о том зеркале?

— О нет! Никогда! — Он сел на пол рядом с моим креслом.— Вам надо было заняться чем-нибудь более важным, чем разыскивать меня.

— Не думаю... То зеркало все еще у маня, Анжело.

— Абрахам. Абрахам Браун, пожалуйста!

— Ладно, это хорошее имя.

— У меня... были причины поменять свое имя на это.

— Ладно,— пробормотал я.— Как ты? Прошло столько времени, и я не знаю... Рад меня видеть?

Это был ошибочный человеческий вопрос.

Он поднял глаза, попытался улыбнуться и прошептал: "Да". В улыбке не было ничего, кроме смущения.

— Чем собираешься заняться, Абрахам? Музыкой?

— Не знаю.— Он неуклюже поднялся и подошел к рисунку. Встал спиной ко мне и зажег новую сигарету, как будто мучительно хотел курить.— Билл достал мне пианино год назад. Я... я занимаюсь.

— Билли Келл?

Он не обернулся.

— Значит, вы узнали и его?

— По газетной фотографии. Разыскивал его, надеясь, что он связан с тобой. Прикидываюсь, будто заинтересован Партией органического единства.

— Только прикидываетесь? Билл ведь вам никогда не нравился, правда?

— Правда... Посмотри-ка на меня, Абрахам.

Он не обернулся.

— Билл Келлер и его дядя слишком много сделали для меня. Они спасли мне жизнь, по-настоящему. А шанс начать заново, когда... — Он замолк.

— Вчера вечером, у Макса, я познакомился с твоей невестой.

Он только хмыкнул.

— Твой ум Келлер со своей шайкой не купил. Ты же знаешь, что банда охотников до власти тебе не компания. Посмотри на меня и скажи, что я прав.

— В не правы! — У него перехватило дыхание, но он не обернулся. И в любом случае его протесту не хватало энергичности.— Мой ум! Если бы вы знали... Если бы у меня был ум, стал бы я... — Он подавился.

— Как долго ты пробыл Абрахамом Брауном?

— С тех пор, как меня в Канзас-сити сцапали за разбитое окно.

— Что они сделали с тобой?

— Приют для бездомных. Исправительная школа... Нам ее полагалось называть иначе. Моим законным опекуном был суд. К несчастью, окно принадлежало ювелиру, хотя я и не обратил на это внимания.

— Канзас-Сити?.. Это случилось вскоре после того, как ты покинул Латимер?

— Вскоре? Наверное.— Он произнес последнее слово так, словно ему внезапно стало безразлично, существовали эти сны прошлого или нет.— Латимер... Я просто ушел. Свалка, небольшие леса, думаю, я там спал. Два или три дня ничего не ел. Потом оказался возле железнодорожной ветки, мне помогли двое бродяг. Канзас-Сити. Бродяги хотели оставить меня у себя, но я не был "своим"... ни для них, ни где бы то ни было...

— Подожди минутку...

— Это вы подождите минутку. Я никогда не был "своим". Я даже не был хорошим бродягой, потому и болтался с ними.— Он наконец взглянул на меня, и взгляд этот был столь стремительным, как будто он хотел застать меня врасплох.— Я ничего не хотел. Вы можете понять это? Можете? Двенадцать лет от роду, голодный как волк, в кармане — ни цента, но я... не хотел... ничего! О Боже, в мире нет большего проклятья!.. Ну вот, я увидел то прекрасное зеркальное окно... поздним вечером... и прекрасные полкирпича в канаве. Я подумал: "Вот! Предположим, я сделаю это. Может быть, это заставит меня заинтересоваться хоть чем-нибудь"... как при кошмаре... вы пытаетесь проснуться, сделав себе больно...

— Это было интересно?

— Устроил чертовски хороший погром... Школу я закончил через шесть лет.

— Никому не рассказывал о своем прошлом?

— Нет.— Его губы тронула жестокая ухмылка.— История — это процесс отбора, помните, мистер Майлз?

— После смерти твоей матери я встречал кое-кого из ее родственников. Прекрасные люди.

— Они и были прекрасными людьми,— сказал Абрахам Браун.— В школе я выложил три или четыре различные истории. Прикинулся страдающим амнезией. Они проверили первые две или три, понимаете, а потом решили, что я патологический лгун. Канзас-Cити — это долгий путь из Массачусетса. Множество бездомных детей.

— Так уж и множество, Абрахам?

— За шесть лет у меня сложилось такое впечатление.

— И было важно не возвращаться в Латимер?

— Вы понимаете вашу собственную душу?

— Нет. Но ты по-прежнему мальчик, который интересовался этикой...

— О, Бен!

— И ты все еще считаешь себя виновником смерти матери. Я хочу, чтобы ты перестал винить себя.

Он смотрел слепо, но не без понимания.

— А кто же еще...

— А надо ли искать виновника? Может быть, виноват Данн, потому что приволок тебя без предупреждения и выглядел, как гнев Господний?.. Но ведь он просто выполнял свою работу, выполнял так, как он себе ее представлял. Зачем вообще обвинять кого-либо? Так ли важно обвинение?

— Да, если оно напоминает мне, что я способен испортить все, к чему прикасаюсь... Если напоминает, что я никого не должен любить слишком сильно и ни о ком не должен слишком сильно заботиться...

Я выполз из кресла и схватил его за запястья:

— Это одна из самых дурацких ловушек в мире. И теперь ты, обладатель величайших ума и сердца, какие я только знал, крутишься внутри нее, схватив себя зубами за хвост. Ты думаешь, до тебя никто не ошибался?.. У тебя впереди жизнь, а ты заявляешь: "О нет, на ней грязное пятно, заберите ее!"

— Я буду жить,— сказал он и попытался освободить запястья.— Мириам, например... Она как раз по мне, прекрасная сделка, деньги и все прочее. И сердце у нее на месте, да я и не думаю, что у нее в груди.— Полагаю, он старался причинить мне боль своими словами.— Сучка еще та, а потому мне даже не надо заботиться, влюблен я в нее или нет...

— Великолепно! Она ни в чем не повинная женщина, которую можно обидеть, как и любого другого человека. Думаю, ты помолвлен с ней потому, что так запланировали Келлер и Николас, а может быть, и Макс.

— Что-о?!

— Да-да... Как ты жил после окончания школы?

Он перестал выдергивать из моих рук свои хрупкие запястья:

— О, я... увидел Билла по телевизору. Автостопом добрался до Нью-Йорка. Это все.

— Три года назад?

— Два.

— А что было в первый год, Абрахам?