Пол Андерсон - Кокон

Абрамс щелкнул пальцами:

— Эгалитарианцы! [2] От французского egalite (равенство). Эгалитаризм — теория, проповедующая всеобщую уравнительность как принцип организации общества.

— Хм? — Трембецкий то ли удивленно, то ли с некоторой брезгливостью переспросил: — Ты имеешь в виду Ганноуэя?

— Да. Мне кажется, его стоит проверить.

— Если я верно тебя поняла, папа, — произнесла Лия, — ты предлагаешь обратиться к эгалитарианцам. По-моему, правильно. Я много раз бывала на их собраниях и со многими из них разговаривала, вы же знаете. Я хочу сказать, они действительно полезные люди…

— Очень может быть, — хмыкнул Трембецкий. — Но насколько они готовы к активным действиям.

— Ганноуэй, конечно, стреляный воробей, — улыбнулся Абрамс, — хотя… мы и сами не промах. Ладно. Чертовски рискованная затея, но… — он глубоко и печально вздохнул. — Кто мне скажет, что в наше время не чертовски рискованно?

Трембецкий кивнул с явным оживлением:

— Тогда я немедленно даю команду начинать. Мы соберем информацию, оценим ее и примем решение, как действовать дальше. Наших юных друзей пока оставим в этом доме. Но чем быстрее мы подберем им более надежное убежище, тем больше у нас будет шансов на успех.

— Согласен, — Абрамс повернулся к Коскинену и Вивьен. — Прошу извинить, что приходится так резко прерывать нашу беседу, но вы должны понять, какие помыслы нами движут. Мы еще обсудим ситуацию более детально. Пока же о вас позаботится Лия.

Трембецкий подошел к генератору, который Коскинен демонстрировал слушателям в подтверждение своего рассказа, очень осторожно приподнял его, оглядел, столь же осторожно положил обратно, прищелкнул языком и вышел из комнаты. И почти сразу за ним последовал Абрамс.

— Вы доедайте, — сказала Лия, — а я пойду распоряжусь насчет комнат. Скоро вернусь.

Коскинен почувствовал, как возвращается хорошее настроение. Вкусная еда, крыша над головой, ощущение силы и компетенции людей, встретивших его в этом доме, плюс — таблетка стимулятора, — что еще нужно для счастья?

— По-моему, — произнес он, уплетая за обе щеки, — мы вышли на финишную прямую.

— Неужели? — удивленно переспросила Вивьен. Она едва притронулась к завтраку, и Коскинен видел, что девушка все еще напряжена и встревожена. Он попытался как-то смягчить ситуацию, но запутался в словах.

— Извини, — сказала Вивьен после паузы, — но всю мою жизнь со мной обращались так, что в Санта-Клауса с мешком подарков я уже просто не верю…

— А если папаша Абрамс нацепит на подбородок длинную белую мочалку и выйдет с криком «Эй, эй, детки!» — это тоже не поможет? — весело спросил Питер.

Вивьен кисло улыбнулась, и, наклонившись чуть вперед, взяла его за руку.

— Ты хочешь сказать, что еще не разучился испытывать жалость к самому себе? Ты потрясающий человек, Пит.

Услышав легкие Лиины шаги, Коскинен поднялся, высматривая приближающуюся девушку. На нее было приятно смотреть, она словно магнитом притягивала его взгляд, но в то же время Питеру было немного неловко, потому что совсем недавно в такси…

— Ну, вы закончили с завтраком? — спросила Лия. — Очень хорошо. Тогда идите за мной. Я покажу вам ваши комнаты. Примите ванну, и ложитесь спокойно спать. — Она улыбнулась.

— Только не спать, — заспорил Коскинен. — После пятнадцати миллиграмм допинга спать невозможно!

— О, я и забыла! Тогда, если не возражаете, могу показать вам наш дом.

— Вы очень добры.

Лицо Лии посерьезнело.

— Вы были другом Дэйва на корабле… Дэйв очень много рассказывал о вас. И вы сделали столько хорошего и для него, и для всех…

— Не так уж и много.

— Если уж не Кратер, то, во всяком случае, китайское подполье уничтожено точно. Благодаря вам, — Лия тряхнула головой, длинные волосы взметнулись пушистым облаком. — До сих пор не могу в это поверить.

— Ну, это просто случайность. У меня была одна задача — унести ноги.

— Пойдем, — она осторожно взяла его под руку. Вивьен, отстав на шаг, молча двинулась следом.

Комната поразила Коскинена — он совершенно не ожидал встретить подобную роскошь. Номер в отеле и апартаменты Вивьен в Кратере не шли ни в какое сравнение с обстановкой дома Абрамса. Несколько минут Питер восхищенно озирался вокруг, потом, переодевшись в удобный костюм, шелковистый на ощупь, словно марсианский клоклиф, вышел к Лие, которая дожидалась его в солярии.

— Может, подождем Вивьен на воздухе? — предложила Лия. — Сегодня на редкость восхитительный день.

Они вышли на балкон, и Лия, облокотившись на перила, внимательно всмотрелась в противоположный берег узкого прилива. Бриз растрепал ее волосы, осыпал их лепестками цветущих деревьев. Ви стояла на том же самом месте, вспомнил Коскинен.

Он набрал полные легкие чистого, прозрачного воздуха.

— Вы были правы, — сказал он. — Великолепный день. На Марсе мы очень тосковали по Земле. Ветер, солнце, море, дождь…

— Но ведь Марс похож на Землю. Разве не так?

— Похож. Но в то же время он абсолютно другой. Днем воздух настолько прозрачен, что кажется, будто можно дотронуться рукой до горизонта. А потом опускается ночь… Нет, она не опускается, а обрушивается, почти мгновенно, на черном небе вспыхивают звезды, и тут же, откуда ни возьмись, воцаряется холод, такой, что трескаются скалы в пустыне… И пылевые бури, от которых невероятно древние утесы покрываются ковром из мириадов искрящихся точек. А когда приходит весна, на полюсах тают льды и снова расцветают леса, мелкие деревца тянут ветки навстречу солнцу, из почек появляются тонкие листья чуть ли не в ярд длиной; они переливаются сотнями оттенков зеленого, красного, золотого, голубого и трепещут на легком ветру, как будто танцуют волшебный танец…

Коскинен вздрогнул, вернувшись из воспоминаний.

— Простите, Ли. Мне показалось, что я снова очутился на Марсе.

— Вы хотите туда вернуться? Когда-нибудь? — осторожно поинтересовалась Ли.

— Обязательно. Мы оставили на Марсе друзей. Вы, наверное, знаете?

— Дэйв успел рассказать. Только не знаю, можно ли называть марсиан «друзьями».

— И я не знаю. Но между нами и ими возникло какое-то особое понимание, привязанность, что ли… Я не могу объяснить. Тут нужен собственный опыт, иначе вы не поймете меня.

— Я бы очень хотела попробовать, — сказала она.

Коскинен вздохнул.

— Что ж, попробуем. — Он вдруг почувствовал, как на него накатывает воодушевление. — Знаете, что в следующую экспедицию обязательно включат женщин. Наш отчет неполный, ведь его составляли одни мужчины. А мне кажется, что настоящие, прочные, дружеские отношения с марсианами может завязать только семья — мужчина, женщина и ребенок. Понимаете, мы общались не только на языке слов… Но у нас, землян, это получалось плохо, мы никак не могли достичь гармонии. У людей тоже есть неязыковые средства общения — жесты, мимика, но марсиане смотрят на общение как на функцию всего организма. Вот это, пожалуй, самое главное. У них есть и язык прикосновений, и язык музыки, и танца и множество других. Эти языки не эквивалентны один другому, как, например, письменный текст эквивалентен устной речи. Они не повторяют друг друга и не соприкасаются на уровне описания материальных объектов. Но если ты владеешь и пользуешься несколькими языками одновременно… Представляете, насколько полным оказывается ваше общение с тем, кто тоже владеет ими? Есть только одно условие — такой уровень общения подразумевает психологическую, духовную близость между вами и тем, с кем вы хотите поговорить. Как ее добиться? Здесь рецептов нет, это очень личное. Мы, те, кто побывал на Марсе, сумели ее достичь. За пять лет мы узнали очень много, и, я уверен, в следующий раз узнаем еще больше, но для этого на Марс должны лететь люди разных полов, всех возрастов, рас, культур, самые разные люди, каких мы только сумеем найти.