Род Серлинг - Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)

Он в четвертый раз за сегодняшний день вошел в банк д в четвертый же раз прошел по отсекам кассиров, пригоршнями набирая мелочь и разбрасывая ее вокруг. Он прикурил от стодолларовой купюры и хрипло расхохотался, но, бросив полуобгорелую банкноту на пол, вдруг понял, что больше не сможет смеяться. О'кей, он в состоянии прикурить от сотенной бумажки. И что дальше?

Он вышел из банка, перешел через дорогу и направился к аптеке.

На окне висело прилепленное пластырем объявление о распродаже.

На церкви ударил колокол, и юноша вздрогнул. На какое-то мгновение он испуганно прижался к стене, но потом понял, что это было такое.

Он зашел в аптеку. Большое квадратное помещение, по периметру которого шли прилавки и полки с образцами товаров. В углу — большой сатуратор. На стене за ним — зеркало и рекламные плакаты мороженого, соков, газировки, прохладительных напитков. Юноша остановился у табачного отдела, выбрал себе самую дорогую сигару, содрал с нее обертку и понюхал.

— Хорошая сигара, вот что нужно этой деревне, — сказал он вслух, идя к сатуратору. — Хорошая сигара. Пара хороших сигар. И хотя бы пара-другая-людей, чтобы оценить их.

Он бережно поместил сигару в нагрудный карман и обошел сатуратор. Осмотрел оттуда помещение, пустые кабинки, переключатели музыкальных автоматов около каждой из них. И ощутил безмолвие этого помещения, так не вяжущееся с его обстановкой. Это помещение было создано для активных действий, оно стояло на грани того, чтобы ожить, но не могло переступить эту грань. Около сатуратора стояли бачки с мороженым. Юноша взял ложку, снял с полки под зеркалом стеклянное блюдечко и положил себе двойную порцию мороженого. Полил его сиропом, добавил орехов, положил сверху вишенку и не забыл про взбитые сливки.

Подняв голову, поинтересовался:

— Ну что? Кто-нибудь хочет сандэй? [30] Сандэй — сливочное мороженое с фруктами, орехами и т. д.» — Подождал, слушая тишину. — Никто? О'кей.

Он подцепил ложкой изрядный кусок сделанной смеси и сунул в рот. Вкус оказался превосходным. Впервые за этот день он увидел в зеркале свое отражение и не слишком удивился увиденному.

Лицо было отдаленно знакомым. Нельзя сказать, чтобы красивое, но и не отталкивающее. И молодое, подумал он. Довольно-таки молодое. Лицо человека, которому еще далеко до тридцати. Лет двадцать пять, двадцать шесть, не больше. Он внимательно оглядел отражение.

— Прости, старина, — сказал он, — но что-то не припомню твоего имени. Лицо вроде знакомое, но имя совершенно вылетело из головы.

Он отправил в рот еще одну ложку мороженого, подержал во рту, пока оно не растаяло, и проглотил, наблюдая за действиями отражения. Потом небрежно махнул рукой в сторону зеркала.

— Я скажу, у чем моя проблема. Мне снится кошмар, а я не могу проснуться. Ты — его часть. Ты, это мороженое и эта сигара. Полицейский участок и телефонная будка… и этот манекен. — Он поглядел на свое мороженое, обвел взглядом аптеку, снова поднял глаза на зеркало.

— Весь этот треклятый город… где бы он ни был… и чем бы он ни был… — Он наклонил голову набок, неожиданно что-то вспомнив, и улыбнулся отражению.

— Я сейчас вспомнил кое-что. Это Скрудж сказал. Помнишь Скруджа, старина… Эбензера Скруджа? Он сказал это призраку, Джекобу Марли. Он сказал: «Ты можешь быть недопереваренным куском мяса. Моей страстью к горчице. Крошкой сыра. Куском недожаренного картофеля. Но от тебя веет могилой больше, чем от самой могилы».

Он положил ложку и отодвинул мороженое.

— Понял? Вот кто ты такой. И все кругом. Вы то, что я ел вчера на ужин. — Улыбка сошла с его лица. В голосе появилось напряжение. — Но я вижу все это. Вижу. Как я хочу проснуться. — Он повернулся к пустому помещению. — Если я не могу проснуться, я. должен найти кого-нибудь, с кем можно поговорить. Я это должен сделать. Я должен найти кого-нибудь, с кем можно поговорить.

В глаза ему бросился сложенный пополам лист плотной бумаги, стоящий на прилавке. Это было расписание баскетбольных игр карлсвильской средней школы, сообщающее, что 15-го сентября Карлсвиль играет с «Коринфскими дылдами». 21-го сентября Карлсвилю предстояло играть против Лидсвиля. В декабре намечались игры еще с шестью-семью средними школами, о чем довольно официально сообщал висящий на стене плакат.

— Я, должно быть, очень впечатлительный человек, — сказал наконец юноша. — Очень, очень впечатлительный. Все верно до последней детали. До последней мелочи.

Он пересек помещение и остановился у книжного отдела с выставленными на вращающихся подставках книгами. Названия замелькали перед глазами, не задерживаясь в голове. Истории про убийства с полураздетыми блондинками на обложках и заглавиями типа «Смерть в публичном доме». Известные романы и сборники юмористических рассказов. Одна из книг называлась «Полностью свихнувшийся». На ее обложке было нарисовано улыбающееся подмигивающее лицо, под которым шли слова: «Альфред Е.Ньюман говорит: «Чтобы я расстроился? Да никогда!» Некоторые книги казались знакомыми. В голове мелькали обрывки сюжетов, персонажи. Он медленно пошел, отстраненно вращая подставки с книгами. Подставки скрипели, перед его глазами проплывали заглавия и рисунки на обложках. И вдруг он увидел название, заставившее его торопливо остановить кружение одной из подставок.

На обложке книги была бескрайняя пустыня с крохотной, почти неразличимой фигуркой человека с воздетыми руками, устремившего взор в небо. На горизонте виднелась горная цепь, из-за вершин которой, казалось, поднимались слова, образующие название книги:

«Последний человек на Земле».

Юноша стоял, не в силах отвести взгляд от этих слов, чувствуя, как сливаются воедино заглавие и рисунок на обложке. В этом было что-то важное… что-то очень важное… что-то такое, из-за чего вдруг у него перехватило дыхание, что заставило его резко крутануть подставку и превратить заголовок в размазанную движением полосу.

Но когда вращение замедлилось, обложка снова стала видна ясно и отчетливо. Теперь он видел, что таких книг здесь стояло много.

Множество книг повествовало о последнем на Земле человеке. Шеренги крохотных фигурок воздевали руки посреди пустынь, и обложки глядели на юношу с подставки, которая вращалась все медленнее и в конце концов остановилась.

Он попятился, не в силах отвести взгляд от книг, и уперся спиной в дверь. Мельком взглянув в зеркало, он увидел свое отражение: бледный молодой человек, стоящий в дверях аптеки, выглядел усталым, одиноким, отчаявшимся и — испуганным.