Игорь Ревва - Выбор

Но — зачем?!

Чем плох ЭТОТ мир?! Ведь образование такого количества государств, какое я вижу сейчас перед собой на экране ЭВМ, неизбежно должно сопровождаться многочисленными войнами. Каждая страна будет стараться доказать свое превосходство над соседом, добиваться главенствующего положения в мире! А это — войны, человеческие жертвы…

Я торопливо застучал по клавишам. И через час уже знал, что в случае подобного развития истории население земли составляло бы одну треть от ныне существующего. Ни фига себе! Две трети человечества положить на войне?! И наверняка — не на одной войне… Впрочем, программа, видимо, учитывает и не родившихся детей тех, кто погиб…

Зачем?! Чем Костенко не понравился этот мир? Какие цели он преследует?

Стоп! А почему я так уверен в том, что Сергей Антонович собрался изменять прошлое? Причем именно ЭТОТ участок прошлого. Какие у меня доказательства? Книга Пикуля с отмеченными красным карандашом абзацами? Ха! Может быть, Костенко и правда просто собирал материал для своей писанины? Может быть…

И тут я опять «провалился». И через миг уже знал, что все догадки мои верны. Я знал даже, что внешняя похожесть Костенко и Павла I — это не простая случайность. Именно это и натолкнуло Сергея Антоныча на мысли об изменении прошлого. Я не знал, правда, зачем же ему это все было нужно, но это для НАС не имело большого значения. Для НАС имело значение то, что в этом новом мире, в этой новой реальности НАМ уже не будет места. Ни НАМ, ни ВЭС…

Я помотал головой. Боже мой! Ведь это же конец, подумал я. Конец всему, конец всем НАМ. Не будет больше ничего — ни ВЭС, ни сказочного и незабываемого ощущения контакта с другими людьми, ни даже болтовни в «клубах». Может быть, не будет даже ЭВМ… Ничего не будет. Никогда.

Это все равно как оказаться вдруг на необитаемом острове, среди дикарей, с которыми невозможно общаться на темы, выходящие за пределы спелости бананов. Это все равно как оказаться в чуждом мире, в чужом и враждебном, непонимающем вас. Да этот мир уже и не будет моим миром. Потому что в нем наверняка не найдется места для очень многого из того, что мне нравится.

Я вдруг вспомнил, как Костенко объяснял мне идею своего романа. Дескать, достойные существования люди все равно останутся, невзирая на любые изменения реальности. Гении, мол, не зависят от внешних условий. Гении питаются внутренней энергией. И все, что по достоинству именуется талантом, непременно сохранится. Исчезнет лишь то, что получило право на жизнь только благодаря случайному стечению обстоятельств. То есть культурное наследие (главное, по мнению Костенко, что делает мир таким, каков он есть) сохранится несмотря ни на что.

Ну хорошо, пусть так. Но как узнать, что достойно существования, а что нет? Что, если меня привлекает именно то, что недостойно? Что, если именно это, «недостойное» с чьей-то точки зрения, и делает лично для меня мир таким привлекательным? Да и я сам — останусь ли я в этой новой реальности или же тоже окажусь «недостойным»? А если останусь, то что мне там делать?

Интересно, знаем ли теперь об этом все МЫ, вдруг подумал я. По идее уже должны бы знать. То, что известно одному из НАС, во время таких вот «провалов» становится достоянием всех. И если все МЫ испытали такой же шок, как и я, то… Хорошего мало. Как там моя Кира, подумал я. Места, наверное, себе не находит…

Но я ошибся — Кира дрыхла как сурок. Только оказавшись дома, я догадался посмотреть на часы. Половина первого ночи.

Не снимая пальто и шляпы, я устало опустился на кровать рядом с ней. Кира пошевелилась и глубоко вздохнула.

— Марсель? — сонно пробормотала она. — Хорошо, что ты пришел… А то снится всякая гадость…

— Какая, например? — обреченно поинтересовался я.

— Да про эту твою глупую машину времени… — Кира перекатилась на правый бок и подтянула колени к животу. — Про всякие там глупости… И еще… То ли этот император ваш, то ли начальник твой… Глупости, в общем…

— Цветной сон? — поинтересовался я.

— Ага… Разноцветный… — Кира упорно не желала открывать глаз.

— А ты уверена, что это просто сон? — осторожно спросил я.

Кира на миг задержала дыхание, потом распахнула веки и рывком села на кровати. Глаза ее округлились. Она приоткрыла рот и облизнула губы.

— Марсель…

— Что?

— Ты врешь!!!

— Нет.

— Врешь!!! Ты меня разыгрываешь!!! Не может быть!!!

Я молчал. Кира обхватила колени руками. Взгляд ее был прикован ко мне.

— Скажи, что это неправда, — попросила она.

Я молчал.

— Марсель, это же неправда? — В голосе ее прозвучала дрожь. — Ведь машин времени на самом деле не бывает, да? Не бывает?

Я молчал.

— Ну зачем кому-то изменять прошлое? Марсель!

Я молчал.

— Ну что ты молчишь! — выкрикнула Кира. — Ну скажи же, что это просто шутка!

Я хотел было сказать, что это не шутка, но в этот момент зазвонил телефон. Мы с Кирой вздрогнули и посмотрели на аппарат. После второго звонка включился автоответчик, выдавший дежурную фразу, а затем после короткого гудка раздался голос звонившего. Я сразу же узнал его — тот самый парнишка, сторож с автомобильной стоянки в «ДВК».

— Марсель Сергеевич! — Судя по голосу, он был сильно взволнован. — Извините за столь поздний звонок, я долго не решался позвонить, но потом подумал: может, нужна помощь? Ведь это касается всех НАС, Марсель Сергеевич! Боже! Я до сих пор не могу поверить! Я был в ВЭС, когда «провалился»! Марсель Сергеевич! Если от меня может быть хоть какая-то…

Время, отпущенное автоответчиком на разговор, истекло и аппарат отключился. Я посмотрел на Киру. Она сидела, накинув одеяло на плечи. Ее била крупная дрожь.

— Тебе страшно? — спросил я.

Кира подняла на меня глаза.

— Ты боишься, — сказал я. — Ты тоже думаешь, что в этом новом мире тебе не будет места? Или тебе, или тому, что ты любишь…

— Или тому, кого я люблю… — добавила Кира и губы ее дрогнули.

— Послушай, — сказал я. — А чего мы все паникуем?! Ведь если прошлое будет изменено, мы, наверное, этого даже и не заметим. Наша память, она же тоже изменится. Мы просто не будем знать, что все могло бы быть иначе.

— Если человеку выстрелить в затылок, — медленно проговорила Кира, — он, наверное, тоже ничего не успеет почувствовать. Но это не значит, что он перестанет бояться смерти.

Я промолчал. Кира была права. Точно так же думал и я сам. И, наверное, все МЫ. Потому что МЫ знаем то, что не было известно остальным людям. МЫ знаем и умеем много такого, чего не умеют остальные люди. Мы…

— Марсель! — Кира выпрямилась и откинула со лба волосы. — Марсель! Мы же можем…

Я кивнул. Я уже понял ее.

Сказочно-прекрасное ощущение — чувствовать мысли и желания любимого человека. Быть с ним единым целым. Во всех смыслах этого слова.