Алексей Адмиральский - Фантастика-1968

— Здесь должны быть две гидроксильные группы… Здесь и здесь. Полгода искать и не увидеть такой возможности! Я нащупывал эту формулу еще до отъезда и сейчас отчетливо вижу…

— Вы забыли про бальзам, — перебил Десень.

— Бальзам? Что вы хотите сказать, Жерар?

Десень не ответил. Так всегда, думал он, мы не предусматриваем даже самых простых вариантов.

Надеемся, что решение можно будет принять по ходу дела.

И в спешке ошибаемся. Не следовало напоминать о бальзаме. Надо было наблюдать, только наблюдать.

— А ведь вы правы, — сказал Миар, вставая из-за стола. Он смотрел на Десеня невидящим взглядом и, казалось, к чему-то прислушивался. — Это бальзам. И если бы вы теперь спросили, что я чувствую… Ясность мышления — вот что. Как будто бальзам смазал там шестеренки, — он постучал по лбу, — и они завертелись быстрее, лучше… Бог мой, этому бальзаму цены нет!

Десень взглянул на часы. Сорок четыре минуты.

— Потом может наступить упадок сил, — сказал он.

— Ни в коем случае! Вы же видели на мышах: депрессии не бывает. Нам нечего опасаться, давайте продолжим опыт. Я принял мизерную дозу. У этого питья отвратительный вкус, но чего не вытерпишь ради науки… Давайте увеличим дозу вдвое, а? Что вы на это скажете?

Он быстро ходил из угла в угол, почти бегал. Впрочем, такова была его обычная манера.

— Я не понимаю вас, Жерар, — продолжал он. — Все шло так хорошо — и вдруг вы хотите прервать опыт. Почему?

На полке, совсем близко от Десеня, стояли две одинаковые склянки с узкими бумажными наклейками — красной и синей.

Склянки вздрагивали от резких шагов Миара.

— Опыт закончен, — сказал Десень. — Примите нейтрализатор, и разберемся в результатах.

— В чем тут разбираться? Бальзам усиливает мыслительные способности — ясно и так. Подумайте, Жерар, я вывел формулу морфина, не замечая даже усилий! За сегодняшний вечер мы решим дюжину таких задач. Представляю физиономию Пшорра — он тоже ищет формулу морфина…

— Вы ошибаетесь, Поль, считая бальзам усилителем мыслительных способностей.

— Но формула, вот эта формула, — Миар подбежал к столу и ткнул пальцем в лист бумаги. — Как вы можете утверждать…

— Могу, Поль. Я думал об этом раньше — и был на шаг от догадки. Я наблюдал за вашими мышами. А теперь я вижу, как бальзам действует на человека… Успокойтесь и выслушайте. Дело намного сложнее, чем вам кажется. Бальзам — универсальный усилитель. Он усиливает все особенности характера. Не знаю даже, как сказать: характера или ума. Так или иначе — он усиливает все качества. Именно это делает его действие непостижимым. Пожалуйста, не перебивайте, Поль… Из обычного человеческого «я» бальзам делает «Я» большое, даже грандиозное. Да, бальзам способен превратить талант в гениальность. Зато из человека с едва ощутимыми задатками жадности бальзам сделает Шейлока. А человека, едва склонного к подозрительности, он превратит в Отелло… Мне трудно это сформулировать, вы улавливаете мою мысль, Поль? Этот бальзам… так действуют некоторые фотографические реактивы: усилитель делает изображение более резким, а закрепитель фиксирует это контрастное изображение. Настолько ли хорош современный человек — вы, я, любой, — чтобы усилить… не знаю, как сказать, спектр наших качеств, что ли, и закрепить, навсегда закрепить в усиленном виде?

— Сегодня вы многословны, мой друг. Можно сказать короче. Допустим, формула человеческого сознания а плюс b плюс с. Тогда действие бальзама…

— Но почему так примитивно, почему только «а», «b», «с»?

— Бог мой, на самом деле в формуле могут быть сотни величин. Это не меняет сути дела. Так вот, бальзам превращает а в а 3, b — становится равным b 3, с — с 3. И так далее. Вы это имели в виду? Бальзам усиливает все качества, утверждаете вы, плохие и хорошие — и какое-нибудь незаметное раньше с, превратившись в с 3, может стать опасным. Я правильно вас понял? Не буду сейчас обсуждать вашу догадку. Допустим, она верна. Но объясните: почему надо прерывать опыт? Я не стал ни венецианским купцом, ни венецианским мавром. Бальзам позволяет мне лучше думать — и только.

— Вы приняли бальзам сорок восемь минут назад. Еще четверть часа — и нейтрализатор не подействует.

— Что ж, прекрасно. Поймите, Жерар, у меня бальзам усиливает только мышление.

— Неизвестно. В других обстоятельствах…

— Бог мой, как вы сегодня недогадливы! Вы же видели: сила мышления, будучи увеличена, проявилась даже непроизвольно. Она прорвалась, понимаете? Но только она одна! Согласно вашей гипотезе это редкий, но благоприятный и безопасный случай. Так почему бы нам этим не воспользоваться? Ведь и дальнейшее изучение бальзама пойдет быстрее, если мы будем лучше соображать.

«Смешно, — подумал Десень, я пытаюсь состязаться с ним в логике. Это его стихия. Логика и упрямство… Впрочем, тут сложнее: упрямство, подхлестнутое бальзамом, заставляет служить себе логику. Конечно, все дело в бальзаме! Появился этот самый с 3. Иначе Поль увидел бы опасность… Глупое положение. Чтобы прекратить действие бальзама, нужно принять нейтрализатор. А чтобы Поль принял нейтрализатор, должно прекратиться действие бальзама. Заколдованный круг. И как еще заколдованный!..»

— Я ожидал от вас большей решительности, — говорил Миар. — Видимо, путешествия расслабляют волю исследователя. Все эти поездки, прогулки, плавания слишком приятный способ познания… Не принуждаю вас. Но мое право — решать за себя. Если за час я могу узнать то, на что при обычных условиях потребуется десять лет, зачем мне эти десять лет?

— Послушайте, Поль…

— Достаточно, Жерар. Не станем же мы принуждать друг друга. Каждый решает за себя. Так будет разумно и справедливо.

— Справедливо? — переспросил Десень.

Ему вспомнился постоялый двор у переправы через Рио-Гранде.

Однорукий Аумадо кричал тогда о справедливости, а рядом с ним лежали два пистолета, и Десень знал, что заряжен только один из них. Только один… Нелепая идея: то, что удалось с подвыпившим Аумадо, не удастся с Миаром.

Но другого выхода просто нет.

— Пожалуй, вы правы, — тихо сказал Десень. — Я согласен. Пусть будет по-вашему.

Он снял с полки склянку и протянул ее Миару.

— Вот бальзам.

Единственная возможность — сыграть на упрямстве и логике.

Пусть Поль что-то заподозрит; подозрительность — великолепный трамплин для глупости… и ума.

С этого трамплина прыгают одинаково.

— Поверьте, ничего не случится, — миролюбиво произнес Миар, принимая склянку. Он почти напевал. — Ничего не случится, ничего…

В глубине комнаты был полумрак, но Десень видел, какими точными движениями Миар отмерял в мензурке бальзам. «Там совсем темно, — подумал Десень, — что можно заметить в такой темноте?…» Внезапно Миар поставил мензурку на стол и с бутылью в руках направился к окну. Он внимательно всматривался в красную наклейку. Он прямо-таки впился в нее взглядом.