Галина Полынская - Алмон

— Пока нет.

— Я тогда пойду?

— Погоди, — Леброн убрал упавшие на лицо волосы, — побудь со мной.

— Хорошо, — с готовностью закивал толстяк. — Но с условием: ты раздеваешься, укладываешься в постель, накрываешься одеялом до самого носа, и я сижу с тобой столько, сколько ты захочешь. Давай, вставай, я помогу тебе все это снять.

Юноша покорно поднялся. Большинство дворцовой одежды невозможно было одеть и снять без посторонней помощи. Толстяк добросовестно принялся расстегивать многочисленные мелкие застежки-крючки на спине Леброна.

— Помнишь, Сократ, я частенько в детстве не мог заснуть, пока ты не придешь и не расскажешь какую-нибудь историю.

— Как забыть, — хмыкнул он, — только прикончишь культурно пару винных бутылей, только приляжешь сладко всхрапнуть, как тебя расталкивают слуги с тем, что нужно опять идти убаюкивать это маленькое кудрявое безобразие. Да, пришлось с тобой повозиться. В минуты отчаяния начинало казаться, что это я тебя родил, сам, лично, и, похоже, роды все еще продолжаются.

Леброн виновато улыбнулся.

— Готово, — Сократ расстегнул последнюю застежку. — Штаны-то сам снимешь?

— Постараюсь, — рассмеялся юноша, — приложу усилия.

Пока он раздевался, Сократ задернул портьеры, разобрал кровать и взбил многочисленные подушки. Когда Леброн улегся, он накрыл его одеялом и потушил свет, оставив гореть лишь крошечный светильник в изголовье.

— Расскажи, каким образом ты догадался, что я сын именно Патриция?

— Ты опять за своё?

— Очень прошу.

Сократ посмотрел на его затемненное лицо, тяжело вздохнул и уселся на кровать, сунув под спину пару подушек.

— Понимаешь, Леброн, можно изменить внешность, можно вставить другие глаза, но изменить движения, манеру поведения, доставшуюся от твоего настоящего родителя, невозможно. Ты — молодая копия Патриция, ты так похож на него, что даже странно, что только я один, такой умный, догадался.

— Не говори, что я похож на него!

— Не шуми на старших. Буду я об этом говорить или нет — суть дела не изменится.

— А Анаис?

— Что — Анаис?

— Она моя сестра?

— Выходит, так.

— Где она сейчас?

— На Марсе, во Дворце.

— Во Дворце?

— Она там не по своему желанию.

— Ее необходимо привезти на Сатурн. Нет в мире места лучше Сатурна, ей здесь понравится. Она должна узнать, что у нее есть брат, есть вся наша семья. Сократ, а как ты думаешь…

Но Сократ уже крепко спал, уютно утонув в подушках. Леброн укрыл его краем одеяла, погасил ночник, устроился под боком толстяка и вскоре задремал, согретый его знакомым с детства теплом.

Тихонько шелестели брызги восьмиугольного фонтана в центре прохладной травянисто-зеленой залы. Георг сидел в кресле у самой воды, поставив бокал на белый каменный край с зелеными жилками. Хозяин Системы Бич расположился в кресле напротив, его тело терялось в волнах черной одежды, виднелись лишь худые, будто вырезанные из бумаги руки с непомерно длинными пальцами, тонкая шея и продолговатая лысая голова. Его лысый череп, обтянутый пергаментной кожей, вздувался венами и узлами, почти безгубый рот едва различался, заострялись полупрозрачные уши. На белой маске лица зияли огромные черные глаза, казалось, нечто темное и вязкое плещется в прорезях… Георг курил. Слова Патриция медленно, тяжело плыли в сизоватых дымных полосах.

— Что с тобой происходит? — Снекторн пил густую прозрачную жидкость, привезенную с собой.

— Просто слабость после приступа, еще не восстановился.

— Ты так и не выяснил, что это за приступы?

— Какая разница? — Патриций усмехнулся, поднимая на Снекторна взгляд непрозрачно голубых глаз.

Снекторн укоризненно покачал головой.

— Неужели тебе все равно?

— В общем, да.

— Но ведь это не правильно, ты же страдаешь.

— Снекторн, для меня одним страданием больше, одним меньше — существенной роли не играет. — Улыбка Патриция стала живее и ярче. — Я давно перестал прислушиваться ко всем своим мучениям, тем более отслеживать их причины и последствия. Когда ты добровольно не становишься рабом своей боли, она теряет над тобою власть.

— А ты не берешь во внимание, что эти приступы могут быть опасны?

— Ну, допустим, возьму во внимание, а дальше что? Тут-то они меня и раздавят окончательно.

Патриций замолчал, разглядывая перстень на безымянном пальце.

— Может тебе уехать куда-нибудь на время? — не зная, что предложить, сказал Снекторн.

— Куда, например?

— Да хоть бы в Бич, давно ты у меня не бывал.

— И что я там нового увижу?

— Одна звезда вот-вот должна взорваться, со всех ближайших Систем соберутся посмотреть…

На губах Патриция возникла кривая ухмылка.

— Понимаю, тебе это не интересно, — тяжело вздохнул Снекторн. — Но ты только скажи, только намекни, чем я могу тебя увлечь? Заинтересовать? Развлечь? Я все сделаю.

— С чего ты взял, что я вообще нуждаюсь в развлечениях?

— Да потому что тебе скучно! Тебе надо куда-нибудь съездить…

— Куда, Снекторн, куда? — Патриций встал и принялся мерить шагами залу. — Куда я смогу выбраться из своей тюрьмы? — Он ударил себя кулаком в солнечное сплетение. — Из своей личной тюрьмы, которая всегда со мной? И весь остальной мир, Снекторн, это тоже тюрьма, аккуратно разделенная на клетки! Я слишком хорошо знаком с ее архитектурой, чтобы питать иллюзии!

— Твоя беда в том, что ты всемогущ! — Снекторн тоже поднялся и стал ходить вокруг бассейна. — Ты находишься на такой вершине, откуда можно только падать!

— Я далеко не все могу…

— Это ты сам себе придумал, чтобы твое всемогущество окончательно тебя не задушило! Но, вынужден тебя огорчить, это не так! А, между прочим, всемогущество — страшная вещь! Как ты мог допустить, чтобы с тобой случилось такое?

Патриций остановился и посмотрел на Снекторна с озадаченностью во взгляде.

— Тебе не кажется, что ты глупости говоришь? У меня, почему-то сложилось такое впечатление.

— Может быть, — он подставил ладонь каплям фонтана и охладил лоб. — В запальчивости я порою не логичен. Пойми, я беспокоюсь о тебе и хочу хоть как-то, хоть в чем-то быть тебе полезен.

— Ты оставил свои дела, свою Систему и примчался по первому зову, чтобы просто поговорить со мной. И большего не нужно.

Ближе к обеду Леброн попробовал разбудить Сократа.

— Отстань, — пробормотал толстяк, пряча голову под подушку, — отстань, а то покусаю!

Завязав потуже широкий пояс сиреневого одеяния, напоминавшего просторный длинный халат, Леброн раздвинул шторы и посмотрел в окно, выходящее в сад. Солнечные лучи щедро вызолотили цветущие деревья и богатую зелень кустарников. И так ему захотелось выйти на воздух, согреться в ласковых солнечных объятиях, что Леброн на свой страх и риск снова попытался добудиться Сократа.