Альфред Бестер - Ад — это вечность

От боли шумело в ушах, но даже сквозь шум он услышал на лестнице шаги. Они звучали все громче и ближе. Пил скорчился и с помутневшим сознанием стал молиться, чтобы это шагала Смерть, явившаяся за ним. Шаги раздались на площадке и двинулись к кабинету. Послышался слабый скрип, когда открылась дверь. Пила бросало то в жар, то в холод в лихорадке безумия. Он отказывался повернуться.

— Ну, Боб, что все это значит? — послышался раздраженный голос.

Он не мог ни обернуться, ни ответить.

— Боб! — хрипло воскликнул голос. — Не делай глупостей!

Он смутно подумал, что когда-то уже слышал этот голос. Снова раздались шаги и рядом с ним возникла фигура. Он поднял бескровные глаза. Это была леди Саттон, все еще одетая в вечернее платье с блестками.

— Боже мой! — Ее маленькие глазки замигали в мясистых амбразурах. Ты что, собираешься превратить себя в месиво?

— Гу… вау-у… — Искаженные слова со свистом вырывались вместе с дыханием из разрезанного горла. — Х-хочу… пов… в… с-ся…

— Появиться? — рассмеялась леди Саттон. — Неплохая идея.

— У-у-уме-реть… — просвистел Пил.

— Что ты собираешься делать? — настойчиво спросила леди Саттон. — А, понятно, Боб. Хочешь разнести себя на кусочки, да?

Его губы беззвучно шевелились.

— Послушай, — сказала леди Саттон, — брось эти глупости. — Она потянулась вытащить бомбу из огня. Пил попытался оттолкнуть ее руки. Она была сильная для привидения, но он все же оттолкнул ее.

— Да-ай… м-мне-е… — прошипел он.

— Прекрати, Боб! — приказала леди Саттон. — Я никогда не желала тебе столько мучений.

Он ударил ее, когда она снова попыталась подойти к бомбе. Но она была слишком сильной для него. Тогда он схватил спиртовку обеими руками, чтобы ускорить свое спасение.

— Боб! — закричала леди Саттон. — Ты проклятый дурак!..

Раздался взрыв. Он ударил в лицо Пилу ослепительным светом и оглушительным ревом. Весь кабинет затрясся, часть стены рухнула. С полок дождем посыпались тяжелые тома. Пыль и дым плотным облаком наполнили помещение.

Когда облако осело, леди Саттон по-прежнему стояла возле того места, где только что находился стол. Впервые за много лет — возможно, за много вечностей — на ее лице появилась печаль. Она долго стояла в молчании, наконец, пожала плечами и заговорила тем же спокойным голосом, каким разговаривало Существо с пятерыми в убежище.

— Неужели ты не понял, Боб, что не можешь убить себя? Смерть приходит только раз, а ты и так уже мертв. Ты был мертв все эти дни. Как ты мог не понять этого? Возможно, тут виновата личность, о которой твердил Брафф… Возможно… Все вы были мертвы, когда пришли в убежище вечером в четверг. Ты должен был понять это, когда увидел свой разбомбленный дом. Это случилось днем в четверг во время большого налета.

Она подняла руки и начала срывать с себя платье. В мертвой тишине хрустели и позвякивали блестки. Они мерцали, когда платье спадало с тела, открывая… ничего. Пустоту.

— Я наслаждалась этими маленькими убийствами, — сказала она. Забавно было наблюдать, как мертвец пытается убить себя. Вот почему я не остановила тебя сразу.

Она сбросила туфли и чулки. Теперь не было ничего, кроме рук, плеч и тяжелой головы леди Саттон. Ее лицо все еще было немного печальным.

— Но ваша нелепая попытка убить меня показала, кто я такая. Конечно, никто из вас этого не знал. Пьеска была тем более восхитительной, Боб, потому что я и есть Астарот.

Внезапно голова и руки подпрыгнули в воздухе и упали рядом со сброшенным платьем. Голос продолжал звучать из дымного пространства, бестелесный, но затем пыль заклубилась смерчиком, обрисовывая фигуру, просто контуры, однако, и они были ужасны.

— Да, — продолжал спокойный голос, — я Астарот, старый, как мир, старый, как сама вечность. Вот почему я сыграл с вами эту маленькую шутку. Мне захотелось немного поразвлечься. Ваши крики и слезы послужили новизной и развлечением после вечного оборудования адов для проклятых, потому что нет худшего ада, чем ад скуки.

Голос замолчал, и тысячи кусочков Роберта Пила услышали и поняли его. Тысячи кусочков, и каждый продолжал мучиться искрой жизни, и каждый слышал голос Астарота и все понимал.

— О жизни я не знаю ничего, — тихо сказал Астарот. — Зато все знаю о смерти — о смерти и правосудии. Я знаю, что каждое живое существо создает свой собственный вечный ад. Ты сам сделал то, чем стал теперь. Послушайте все вы, прежде чем я уйду. Если кто-нибудь сможет отрицать это, если кто-нибудь сможет оспорить это, если кто-нибудь сможет найти недостатки в правосудии Астарота — говорите!

Через все расстояния прошло эхо голоса, и ответа не последовало.

Тысячи мучившихся кусочков Роберта Пила слышали и не ответили.

Феона Дубидат услышала и не ответила из диких объятий бога-любовника.

Вопрошающий, сомневающийся Кристиан Брафф услышал в аду и не ответил.

Не ответила ни Сидра Пил, ни зеркальное отражение ее страсти.

Все проклятые за всю вечность в бесчисленных, созданных ими самими адах услышали, поняли и не ответили.

На правосудие Астарота не существует ответа.