Север Гансовский - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 8

— Это тебе, ангел мой! Это тебе, ангел мой!

Вот уже он, оставив Ашмарина, схватился с Фоминым один на один и, приподняв его за пояс, двинулся вместе с ним к статуе, и Фомину пришлось бы совсем плохо, если бы вдруг Ирина Ильинична не атаковала Ганюшкина сзади. Став на цыпочки, Ирина Ильинична хлопнула Ганюшкина своей сумочкой. Сумочка тотчас же раскрылась, сверкнув холодной молнией в свете фонаря, из нее выпал кинжал и воткнулся в песок прямо под черепом, который держал в своей руке Гамлет.

Ганюшкин круто обернулся, оставив на мгновение Фомина: ему, видимо, показалось, что нападение с тыла произвел его второй противник, но этого было достаточно, Фомин нанес ему ногой такой удар чуть пониже пояса, что Ганюшкин, оторвавшись от земли и пролетев некоторое расстояние по воздуху, шмякнулся на скамью. К сожалению, удар был значительно смягчен наличием на скамье Ашмарина, и бой вновь закипел с прежней силой. Но вот Ганюшкин заприметил воткнувшийся в землю японский клинок и метнулся к нему, чиркнув рукой по земле. Еще секунда, и в его распоряжении оказалось бы опасное оружие, но Фомин в один прыжок был рядом, мгновение — и его нога прижала кисть Ганюшкина к земле, кисть, из которой уже выглядывала рукоятка кинжала, И тут раздался чей-то задорный голос:

— Что за шум, в драки нет?

Драки действительно уже не было. Ашмарин, стоя на коленях и положив голову на скамью, казалось, спал. Ирина Ильинична сидела рядом в спокойной позе. Ганюшкин лежал на земле каким-то странным свертком, напоминающим не то плохо упакованную коровью тушу, не то вывороченный старый пень. А между столбами, когда-то поддерживавшими кладбищенские ворота, на светло-рыжих кобылах сидели два молодых парня в зеленых фуражках. Это был случайно проезжавший мимо патруль.

Теперь события должны были пойти в давно ожидаемом направлении, но Ганюшкин пришел в себя первым. Клубком свернувшись вокруг ноги Фомина, он с такой яростью впился в нее зубами, что Фомин заорал не своим голосом и попытался освободить ногу, В следующее мгновение Ганюшкин ринулся через кусты напролом и сразу же исчез из виду. Некоторое время можно было различить его хрипящее дыхание да шум и треск веток.

Фомин бросился следом, но пограничник ослабил повод и умница-лошадка преградила ему дорогу.

— Документики, браток, — сказал пограничник, придерживая Фомина за плечо. — Документики…

Пограничник привстал на стременах и вежливо улыбнулся. Лошадь тоже потянулась мордой к Фомину и задрала верхнюю губу.

— Ловить его надо, ловить, — заговорил Фомин. — Вон он женщину как! А мы его давай тут песочить…

— Не знаю, как вы его, а что он вас песочил, это мы видели. Еще раз попрошу документики.

В это время второй из пограничников спешился и подошел к скамье, держа лошадь на поводу.

— Эге, а это наш! — воскликнул он, приподняв голову Ашмарина за волосы. — Ашмарин, вроде? Ну да, из флотилии.

— Ашмарин? — заинтересованно переспросил пограничник на лошади. — А ну, давай в круговую!

Пограничники ускакали, надеясь перехватить беглеца у края кладбища. Фомин подошел к Ашмарину, тот уже пришел в себя и сейчас сидел на скамье, делая такое движение головой, будто хотел что-то с нее стряхнуть. Ирина Ильинична отошла в сторону, откуда доносилось шипенье просачивающейся воды. Молча вернулась, протянула Ашмарину мокрый платок,

— Вытрите лицо… И руки.

Даже сейчас было видно, что на левый глаз Ашмарина начала заплывать опухоль.

— Берите платок, — сказала Ирина Ильинична Фомину. — Там есть вода, приведите себя в порядок.

— Есть, — охотно ответил Фомин и, шатаясь, поплелся к водопроводной трубе в кустах. Вернулся он посвежевшим, даже причесанным. Смущенно скомкал платок, протянул Ирине Ильиничне.

— В крови он только, вы уж простите…

— Простить? Да если бы не вы, так меня уже на свете не было бы, — сказала Ирина Ильинична.

— А он кто, муж вам будет? — осторожно спросил Фомин, присаживаясь рядом.

— Муж? — удивилась Ирина Ильинична. — Почему это вы подумали?

— А чего же это он так? Я думал, возревновал вас к кому.

Ирина Ильинична рассмеялась каким-то кашляющим смехом.

— Старая я дура, — сказала она неожиданно. — Почувствовала неладное, а все равно пошла. Если бы не вы, если бы не вы…

— А мы тоже сплоховали, виновато сказал Фомин. — И кто его знал, что он такой зверюга. А будто знакомый, будто видал я его где…

— Вы молодцы, ребята. Я так за вас боялась, так боялась. Он же вас мог тут… А что я одна?

— Нет, вы тоже, тоже… Как это вы его сумочкой, геройская вы женщина.

— Вот так мы друг друга хвалим, а ведь он убежал.

— Поймают.

— Надеюсь, но бед он еще натворит.

Через несколько минут вернулись пограничники.

— Ушел, — сказал один из них, спрыгивая с коня. — На лодке ушел…

— На какой лодке? — Фомин даже рот раскрыл от удивления.

— А тут как раз под бугром Черемшанки, он сразу в лодочку, мотор завел и трата-та-та и ушел.

— Все подготовил, — тихо сказала Ирина Ильинична.

— Ну, вот что, граждане хорошие, — сказал пограничник. — Давайте собирайтесь и потихонечку, полегонечку проедем с нами. Все и расскажете. Да, а мешочек чей же? — спросил он, подняв мешок, брошенный во время драки.

— Мой, — сказал Ашмарин.

— Чего это в нем стукотит, — заинтересованно спросил пограничник и перевернул мешок. С деревянным звуком выкатились на песок человеческие черепа. Пограничник строго сказал:

— Ага! Собирайтесь, граждане хорошие.

Но на этот раз «граждане хорошие» прозвучало совсем по-другому.

Они шли прямо посредине вымощенной булыжником улицы, спускавшейся круто вниз. Фомин шел прихрамывая, держа под локоть понуро шагавшего Ашмарина. За ними семенила Ирина Ильинична, держа в руках мешок с черепами. Почему-то именно ей была доверена эта функция. Один из пограничников шел рядом, держа лошадь на поводу. Второй то заезжал вперед, то возвращался назад, осуществляя полную разведку местности. Шли молча. Уличные фонари уже окончились, но успевшая подняться луна ярко освещала эту странную группу.

Ирину Ильиничну и наших флотских товарищей доставили а то же самое отделение погранслужбы, в котором мы уже побывали воскресным утром. Старший из пограничников выложил на стол дежурного японский кинжал и два черепа, обнаружив при этом прирожденное чувство композиции. Знакомый уже нам майор Старостин даже руками развел.

— Не улики, а прямо задачник по криминалистике! — воскликнул он.

— Разрешите доложить по порядку? — обратился к нему сержант-пограничник. — В двадцать один ноль ноль мы с Григорьевым возвращались из дежурного патрулирования, по городу.

— Рано возвращались! — воскликнул майор.