Владимир Савченко - Должность во Вселенной

Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно сильным! он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз местностью. Пришлось обратно сесть.

Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. «И стыдно, и смешно, и ноги не идут… первооткрыватель! Еще покачивания эти — неужели нельзя было жестче натянуть канаты?… И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче бы пришлось — у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчинённым на четвереньках добираться?!»

Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. «Ну, хватит, возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто. Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства, нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать в однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем — мощная упругая среда, воспринимать как реальность надо не пустячные неоднородности в ней — домики, поле, деревья, канавы — а его самое. Пространство-время. Я в нем — как рыба в воде. Ну, вперед!»

Он зашагал — сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней. Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений, изгибалось поле… Но реальность была вокруг и в нем, основная, постигаемая рассудком реальность. Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.

«А что? — сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо. — Ты полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию, то уже познал жизнь? Нет, похоже, это еще впереди».

Вдали на тропинке показался человечек; он шел, быстро-быстро перебирая коротенькими ножками. «Еще исторический момент: встреча с первым сотрудником!» Завидев Пеца, человек остановился, поглядел по сторонам, снова двинулся вперед, ненатурально быстро вырастая в размерах. Его тоже пошатывало на ходу.

Вблизи Первый Встречный Сотрудник оказался приземистым мужчиной в зеленой армейской стеганке, в сапогах и в кубанке с синим верхом; через плечо был перекинут бунт ВЧ-кабеля в голубой хлорвиниловой оболочке. Из-под кубанки выбилась рыжеватая челка. Рыжими были и брови, и короткие щетинистые усы на обветренном докрасна лице. Голубые глазки недобро и настороженно глянули на Валерьяна Вениаминовича. Сотрудник явно был не в восторге от исторической встречи, хотел пройти мимо. Но Пец его остановил:

— Это куда же вы несете?

— А вам что за дело? — сипло сказал сотрудник.

— А то, что материальные ценности надо выносить через проходную. И по пропуску.

— А может, он у меня есть, пропуск. А так мне короче.

— А есть, так покажите, — с нарастающим отвращением к диалогу потребовал Пец.

— Чего-о? — Мужчина взглянул, будто примериваясь. — Да кто ты такой?

— Директор новый. Так как насчет пропуска?

— Директор… — В голубых глазках Сотрудника возникло смятение. Какой-то миг он колебался, не свалить ли ему Пеца ударом кулака и не кинуться ли в бег. Но — понял, что влип, раскис лицом и голосом. — Товарищ директор, так я ж… так мне же разрешили…

— Ну, ясно! — Теперь и у Валерьяна Вениаминовича был такой вид, что сам того и гляди врежет. — Поворачивай. Неси обратно, ну!

Мужчина понуро брел впереди, бормотал: «Вот тебе и на… так ведь я же ж в первый и последний раз!..» Пец шагал за ним молча, только в уме матерился так густо, как не приходилось с военных времен. «Ну, начинается научная работенка, и в бога, и в душу, и в печенку!.. С первым успехом, товарищ член-корреспондент: несуна поймал, распро…! Засужу шельмеца, чтоб другим неповадно было. Ах, не следовало соглашаться на директорство! Завом теоретического отдела или там замом по науке — это пожалуйста. А ведь теперь надо быть и недреманным оком, и погонялой, и пробивным дядькой — кем угодно, только не мыслящим исследователем».

— Иди, не озирайся! — рыкнул он на Сотрудника, который оглянулся, хотел что-то сказать. — Как фамилия, кем работаешь?

— Ястребов я, механик-монтажник. Я ж, не на продажу, товарищ директор! — запричитал тот сипло. — Я ж для себя… И он списанный, этот кабель, еще от авиаторов остался. В конце концов, я мог и иск предъявить, мне советовали: разве для того я отвалил семь сотен за телевизор, чтобы он из-за вашего Шара ничего не показывал? У соседей через два двора показывает, а у меня ничего. Вот и хотел нарастить антенну, отвести ее в сторону…

«Хм, еще один фокус Шара: радионепрозрачность. С чего бы?…»

— Где живешь?

— Да вон там, на Ширме, — обернувшись, указал вдоль тропинки механик — А телевышка как раз за Щаром.

«Это непонятно. В Шаре пространство как пространство, вышка остается в пределах прямой видимости, радиоволны должны проходить. Ну, в пути до центра Шара они сокращаются — так ведь затем удлиняются, все симметрично. Или там в глубине есть что-то, что отражает?… Непохоже».

Дальше шли молча, все внимание отнимала дорога: путь преграждали многочисленные трубы, выложенные в разных направлениях, выгнутые, сваренные. Так они приблизились к сарайчикам, которые оказались не такими и маленькими: полутораэтажные строения с арочными крышами. «Ремонтные ангары для легких самолетов», — понял Пец. Из ближнего донесся визг циркулярной пилы, из соседнего — стук движка; там вспыхивали голубые блики сварки.

За ангарами находился двухэтажный дом, который издали казался ярко-оранжевым; он был из красного кирпича. Крышу его венчала метеобашенка с флажком и стрелкой ветроуказателя. Флажок висел на нуле, только изредка колебался. Площадка перед домом была заставлена контейнерами, ящиками, снег истоптан.

Пец остановился, огляделся: окрестность отсюда заваливалась равномерно во все стороны. Над головой висела тьма с сумеречно серыми краями.

Механик Ястребов стоял рядом, опустив голову, — переживал. Валерьян Вениаминович задумчиво глядел на него. Тот поднял глаза, криво усмехнулся: мол, что ж, теперь воля ваша.

— Ладно, — молвил Пец, — отнесите кабель на место, и на первый раз все. Не вас пожалел, не хочу с этого начинать. А еще замечу — безусловно, под суд. И это припомню. Ступайте.

— Спасибо, ой, спасибо вам… не знаю, как вас?

— Валерьян Вениаминович.

— Ой, спасибо. Валерьян Вениаминович! Да я ж никогда и ничего!..

Механик радостно направился к ангару. А Пец, смеясь в душе над собой: сибарит, ушел от скандала, нервы свои пожалел… — вошел в здание.

В коридоре первого этажа гуляли сквозняки, пахло маслом и горелой изоляцией; где-то гулко били по железу. На втором этаже было чище, уютней. Обшарпанные дермантиновые двери украшали новенькие таблички: «Бухгалтерия», «Главный энергетик», «ПКТБ», «Директор» (Пец подергал двери: заперты), «Отдел снабжения». Из-за последней двери слышался нестройный гул.