Владимир Савченко - Должность во Вселенной

Валерьян Вениаминович вошел — прямо в галдеж, перемешанный с сизым дымом. В обширной, на три окна комнате людей было не так и много, но все они — и сидящие за столами, и стоящие возле — переговаривались.

— Альтер Абрамович, когда же придут ртутные вентили? Ведь разнарядка давно утверждена!

— Мы запрашивали Дубну. Обещают во втором квартале.

— Послушайте, или мне курированием заниматься, или снабжением!..

— Надо ставить вопрос перед Вериванной, а Вериванна…

— Если во втором квартале, так вполне могут и 31 июня отгрузить.

— Да в июне тридцать дней, побойтесь бога!

— При чем здесь бог, о чем вы говорите! Они все могут.

— Э, что Вериванна! Надо ставить вопрос прямо перед товарищем Документгурой. А уж товарищ Документгура…

«Ну, шарага!.. — прислоняясь к косяку, подумал Пец. — Как ни в чем не бывало… А чего ты ждал? Чтобы они обсуждали здесь теорию неоднородных пространств? Снабжение — всюду снабжение, действительно, могут и 31 июня отгрузить».

Троекратно с непривычной размеренностью прозвенел телефон. Грузный мужчина со скульптурным профилем римлянина и скептическими еврейскими глазами взял трубку:

— Давайте, жду… Рига? Алло, Рига!.. Здравствуйте, товарищ Коротков. Почему не отгружаете нам высоковольтные трансформаторы?… Как кому, как куда! В Катагань, в филиал Института электростатики, заказ номер 211… Что? Ничего не понимаю. Тише, товарищи, я с Ригой разговариваю!

В комнате стихли.

— Мы давно вам перечислили все сполна, — упрекал мужчина собеседника в Риге дребезжащим баритоном, — а вы… Что-что?… Бог с вами, товарищ Коротков, какая я девушка? С вами говорит заведующий отделом снабжения. Приятель, мы же не первый раз беседуем. Что?! Вы не Коротков, вы его секретарша? Коротков будет через час?…

Он с отвращением бросил трубку. Кто-то фыркнул. Кто-то сочувственно покачал головой. «Ага, — приободрился Пец, — специфика все-таки себя показывает!»

— Невозможно работать, — сказал Приятель плачущим голосом. — Ну просто совершенно невозможно работать! — Он поднял глаза к двери, увидел кого-то входящего. — Александр Иванович, как хотите, но я в таких условиях бесперебойного обеспечения не гарантирую. Невозможно вести переговоры с поставщиками! Я ему, понимаете, о трансформаторах, а он: «Не щебечите, девушка!» Это я девушка, я щебечу. И в заключение оказывается, что баритон, который я принял за коротковский, принадлежит его секретарше, у которой на самом деле дискант. Как вам это понравится?

Валерьян Вениаминович оглянулся: рядом стоял рослый шатен с веселыми глазами и прямым мужественным носом; слушая снабженца, он обхватил нос пальцами, будто доил, потом отпустил; борт синего пиджака украшала красно-белая колодочка. Вот он какой, Корнев!

— Спасение утопающих, Альтер Абрамович, — сказал шатен, — как известно, дело рук самих утопающих. Доставайте скорее инверторы. Сейчас мы в зоне двухкратной деформации, и то трудно общаться с внешним миром. А проникнем в десятикратные и выше, — там будут диалоги уже не баритона с дискантом, а инфразвука с ультразвуком. Без инвертеров онемеем!

— Инверторы? — поинтересовался Пец. — Это вроде телемониторов, которые моменты забития гола растягивают?

— Да, только эти проще, для телефона. Те тоже привлечем, без телевизионного контроля здесь не обойдешься, — ответил Корнев, внимательно взглянув на Пеца. — А вы, простите, кто и к кому?

— К себе… и к вам, — Валерьян Вениаминович представился.

— О, я вас второй день выглядываю! Вот вы какой!

Рукопожатие. Корнев повернулся к сотрудникам. — Минуту внимания, товарищи! Как вы знаете, с нового года мы больше не филиал ИЭ, а самостоятельный НИИ НПВ, научно-исследовательский институт неоднородного пространства-времени. Позвольте представить вам человека, о котором вы, несомненно, слышали: Валерьян Вениаминович Пец, член-корреспондент Академии наук, теоретический первооткрыватель Шара и — директор нашего института!

Это было сказано звучным торжественным голосом, пожалуй, даже излишне торжественным — потому что все, кто сидел, встали, а те, кто стоял, выпрямились. Пец, обходя снабженцев и пожимая с бормотаньем «Оч-приятно!» их руки, чувствовал себя стесненно.

На самом деле Корнев был настроен далеко не радушно. Успех развращает даже скромного. Когда же человек сам жаждет погрязнуть в славе, искуситься властью и влиянием, погрузиться в пучину почитания, если он уже слегка вкусил — в самый раз для возбуждения аппетита — этих плодов, то для него оказывается серьезным ударом, когда обстоятельства и люди (главное, люди все эти!) отодвигают его в сторону. «Обошли!» — так воспринял Александр Иванович весть, что директором нового НИИ назначен Пец, а его кандидатура предполагается на должность главного инженера. Нет, вы подумайте: Пеца, не глядя, ставят директором, а он, человек, понявший Шар, захвативший его и доставивший из дебрей к городу, только предполагаетсяна вторую должность! А кто откопал этого, извините, Пеца, как не он? Кто бы его знал по репринтной брошюрке! «Выходит, мавр сделал дело — мавр может удалиться? Ну, люди!.. И ладно, и пожалуйста, могу вообще уйти к чертям, вернусь в ИЭ — посмотрим, как тут управится этот профессор, будет ли себя не жалеть, вникать в каждую неувязку! Конечно, там, наверху, академикам в рот смотрят… Еще пожалеют!»

И хотя сознавал Корнев, что никудашеньки он от Шара не уйдет, за уши не оттянешь, да и быть главным инженером ничем не хуже, чем директором (кто реально окажется хозяином, вопрос больше характеров, чем статуса), но сам факт, что вышло не по его, не как он представлял в мечтах, всколыхнул в нем волну самоутверждения. Так бывало всегда: вернули статью или заявку на изобретение, не повысили в должности, когда ожидал, или — это еще в студенческие годы — отвергла девушка… И всякий раз он разочарованно и зло мечтал, что все равно добьется, возвысится, совершит — и уж тогда!.. О, тогда они(или он, или она — все противоставшее) пожалеют, будут, искать его расположения. А уж он… и так далее. Конечно, эти чувства быстро проходили. И если случалось, что он потом оказывался прав делом и мыслью, достигал, совершал и возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские мечтания — повыламываться и благородно посчитаться — Александр Иванович никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и они были стимулом его действий.

(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым «наверху в рот смотрят», продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его лучший друг Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в Саратов, познакомился с Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его авторитете и положительности — и продвинул кандидатуру Пеца через Академию и ЦК).