Владимир Савченко - Время больших отрицаний

— Бармалеич, что вы себе думали: шарахнуть ломом по предельно заряженной Ловушке! Там вторая ступень — цистерна со сконцентрированным межпланетным пространством… Вы же сбили центровку поля! Там же были точно выставленные электроды под высоким напряжением. Представляете, как мог рвануть «триллионник». От башни бы ничего не осталось… да не только!

На что Варфоломей Дормидонтович мог ответить одно:

— Ну… в этом случае погибли бы мы. От силы Институт. Самое большее разрушилась бы Катагань. Но и все.

А Бор Борыч Мендельзон в доверительных разговорах с членами КоордСовета, то с одним, то с другим, прямо и нелицеприятно поднимал вопрос о немедленном снятии Любарского:

— Слушайте, нельзя его оставлять директором, опасно! — гудел он. — Уж лучше Валю Синицу. Так что давайте. Как сказано у классика, чем мы его породили… голосованием, — то есть, — тем и снимем.

Конечно, он не думал, что вернутся к кандидатуре Вали Синицы. А вот к его собственной…

Лишь проверочный опыт реабилитировал Варфоломея Дормидонтовича.

День 18 ноября ушел на то, что восстановили установку и перенастроили всю схему: ЛОМ-«триллионник» на вышке в паре с двумя Ловушками — внизу и на краю крыши. Теперь эта цепочка должна была действовать в обратном порядке: пересылать камни с полигона на крышу, чтобы отсюда — в МВ. После того, как Асканию пустили на распыл, там мало осталось крупных; но подобрали несколько — тонн по двадцать-тридцать.

…Перед опытом НетСурьез заупрямился, просто шел на скандал:

— Не то делаете, не то! Неграмотно. Вы проверяете сейчас не теорию Пеца, а обоснованно ли Бармалеич навалил в штаны. Это разные вещи.

Даже Буров поморщился:

— Фу, как грубо!

Такому его поведению предшествовало основательное знакомство Имярека с теорией Пеца. Еще неясно было, правильна ли идея Антивещества в МВ — но за сам вселенский размах он ее зауважал.

Почти весь день 19 ноября (то есть, собственно, несколько месяцев) он приходил в «пецарий-любарий» на 122 уровне, садился за компьютер, читал, просчитывал все формулы. Находил Варфоломея Дормидонтовича, выспрашивал у него что непонятно. Попутно выяснилось, что НетСурьез не слушал Монолог-Диалог Пеца и Корнева предсмертный: даже не знал о нем. Теперь здесь же послушал запись… Так Любарский выводил и его на высший уровень осознания-различения: что мы делаем, что с нами делается — и где под видом одного другое.

Впрочем, для Имярека это было не откровение. Он был Четвертый. Но так он проник глубже и шел дальше. Поэтому директор даже после реплики насчет штанов стоял и молчал. «Может, в самом деле я опять не то, не так? Главное не форма выражения».

Дело было на вышке, на площадке возле кабины ГиМ-3, перед первым контрольным пуском.

— Да нет, я серьезно! — настаивал Имярек. — Вы истину хотите знать или что? По теории надо установить, действительно ли там, — НетСурьез боднул головой вверх, — сменяются вещественные и антивещественные циклы. Может, там еще что-то, откуда мы знаем! А для этого нужно… что? — он оглядел всех.

— Ну, что? — спросил Панкратов.

— Не забрасывать туда наше вещество… оно ТРЕТЬЕ в этом деле! — а взять в МВ астероид из одного цикла, придержать в Ловушке — и перебросить в следующий цикл. К чему-то поближе. Чтоб соприкоснулись. Если аннигильнет — все правильно. А уж после этого опыта можно соваться с нашим валуном. Нет, серьезно. Так ведь оно по строгой логике-то.

— Нет, не серьезно, — помотал головой Буров. — Брать оттуда что-то в Ловушку… вы меня извините!

— Не в Ловушку же, не в предмет — в К-пространство. К-вакуум. Ведь в ней, в «трилионнике», все равно как в космосе, ты же знаешь. Стенок не коснется. Ничего не будет. Мы уже так брали, когда «взвешивали»! Можно не втягивать в Ловушку, подержать в пространстве вблизи барьера при меньших К — пока там цикл сменится. Нет, ну серьезно же!

— Вообще-то идея толковая, — задумчиво сказал Миша. — Как вы, Варфоломей Дормидонтович?

— Академически — да, — помолчав, сказал тот. — Но любая истина, даже академическая, подразумевает, что постигающие ее должны уцелеть. А тем самым — осторожность. Иначе кому ж она понадобится. Когда вы «взвешивали», не знали — что. Теперь знаем. При альтернативе: вспыхнуть, аннигилировать всей планетой — невредно и навалить в штаны. Так что сначала проверим с нашим веществом.

— Во! Вот к сему и я присоединяюсь. Впервые! — Буров поднял палец. — Ребята, у Бармалеича прорезается характер.

Они перешли в кабину. Рядом с ней целилась жерлом в начавший накаляться вверху Шторм-цикл очередного миропроявления белоствольная Ловушка.

Все действия были подобны тем автоматическим, коими добывали — точнее, приближали и синхронизовали — светила для Аскании:

Сиренево-голубой туман МВ-неба, расширение Шторм-цикла, приближение окраинной галактики, выделение в ней звезды с пятью планетами около — тоже какой поближе.

…и все это не отрываясь от башни, от крыши ее, от мачты с площадкой. Только чувства были иные: все сознавали, что внедряются в чужую Вселенную, от коей ох как много сюрпризов, в том числе и смертно опасных — и не только для них — еще может быть. А то, что прежде входили в Меняющуюся Вселенную запросто, был слепой оптимизим летящих на огонь мошек.

Затем пошла специфика: полевое удаление лишнего НПВ-расстояния, синхронизация: кадр/год, кадр/сутки… Персептронная настройка 1:1 на самую дальнюю планету. Она величиной с Луну, да и видом похожа: кратеры-цирки, пустые темные «моря»; явно безжизненна.

— Нет-нет, — запротестовал Любарскй. — Слишком близко. Удалите на дистанцию Марса. Пятьдесят-сто миллионов километров.

— Да у нас фотоэлементная автоматика, — возразил Буров. — В случае чего сама отодвинет.

— …если успеет! Удалите. — Упрямо и внятно повторил директор. У него после недавних передряг в самом деле окреп характер.

— Снова перенастраивать… — бурчал главинж, склонясь над пультом. — Не так часто удается, чтоб близко и четко… сразу нужно было…

Опыт удался — применим ли только такой глагол (да и слово «опыт») к тому, что произошло? Но поскольку других нет, подкрепим эти: удался с первого раза.

Зеленовато-белую горошинку во тьме сначала охватили оболочечным лучом ЛОМа: она чуть уменьшилась, посветлела — признак, что достали. Далее проявило себя удобство (тоже вот словцо) того, что система ГиМ-3 не отрывалась от башни; на первой, аэростатной, с вытравливаемыми на два километра вверх канатами, так бы не смогли,

— осевые НПВ-стержни всей системы Ловушек (скорее, языки, жала, поскольку боковые поля их отклоняли-изгибали куда надо…) поочередно взяли и передали наверх трехметровый валун из южной полигонной кучи; то есть весом тон на тридцать-сорок. Нижняя Ловушка верхней, верхняя по дуге, с отражением от экрана в ГиМ-3 — и голубая искорка пошла по вертикали в МВ-небо, к той звезде, а затем и к пятой планете ее. По собственному физическому времени того мира это длилось долго, вероятно, многие дни-обороты той планеты, поскольку НПВ-луч выбросил асканийский валун довольно далеко от нее; лишь бы его объяло и потянуло ее поле тяготения.