Роберт Силверберг - Маски времени

Поэтому я промолчал. Если бы Джек в любое время пожелал вернуться к своей работе, я не стал бы препятствовать. Я бы даже не стал просить его подумать о дальнейших возможных последствиях. Он не понимал, что существует какая-то моральная дилемма, а я не собирался говорить ему об этом.

Благодаря своему молчанию, я, разумеется, становился соучастником разрушения человеческой экономики. Я бы мог указать Джеку на то, что его труды смогут дать каждому человеку неограниченный источник энергии, разрушая тем самым организацию любой человеческой общности и создавая постоянную децентрализацию человечества. Мое вмешательство могло заставить Джека засомневаться. Но я ничего не сказал. Мои страдания продлились столько, сколько не работал Джек. Ему не удалось продвинуться дальше в своих исследованиях, так что от меня не требовалось говорить ему о возможных последствиях.

Однажды он снова вернулся к своей проблеме, и передо мной снова стала моральная сторона этого вопроса — поддержать свободный полет мысли ученого или же помешать этому ради установления экономического status quo.

Это был отвратительный выбор. Но мне не пришлось его делать.

В течение третьего года Джек слонялся по университету, выполняя различные работы.

Большую часть времени он проводил возле ускорителя, поскольку открыл для себя экспериментальную сторону физики, и не уставал возиться с ним. Наш ускоритель представлял собой новую, устрашающую протонную модель с нейтронным инжектором. Его предел — триллион электрон-вольт. В те дни это было колоссально. Парные пилоны высоковольтных линий, переносящих ток от агрегата, находящегося на берегу Тихого океана, казались титаническими переносчиками энергии, а огромное здание самого агрегата — чуть ли не верхом совершенства. Джек часто появлялся в этом здании. Он сидел у экранов, пока выпускники проделывали элементарные эксперименты по обнаружению нейтрино и по уничтожению античастиц. Время от времени он возился с контрольными пультами управления, проверяя, как они функционируют, и просто для того, чтобы ощутить себя хозяином этих высоковолновых сил. Но это была обыденная работа. Он просто топтался на месте.

Может, он действительно нуждался в отдыхе?

Или, может, он начинал догадываться о возможных последствиях своей работы — и просто испугался?

Я никогда не спрашивал его об этом. В таких случаях я обычно выжидаю, пока молодой человек сам придет ко мне со своими тревогами. А рисковать я не мог, обременяя мозг Джека своими сомнениями, если он еще не дошел до этого.

В конце второго семестра бездействия Джек попросил принять его. Я решил, что он собирается сообщить мне, где находятся его исследования, а дальше поинтересоваться, считаю ли я разумным продолжать их. И я окажусь в тупике. Я пришел на встречу с изрядным запасом беспокойства.

— Лео, я хочу уйти из университета, — сказал Джек.

Я был потрясен.

— У тебя есть лучший вариант?

— Не городи чепуху. Я оставляю физику.

— Оставляешь… физику?..

— Я собираюсь жениться. Ты знаком с Ширли Фриз? Я как-то был с ней. Через неделю — то есть в воскресенье — мы женимся. Свадьба будет небольшой, и я хочу, чтобы ты пришел.

— А потом?

— Мы купили дом в Аризоне. В пустынном месте возле Таксона. Мы переедем туда.

— Джек, чем ты будешь заниматься?

— Думать. И немного писать. Я хочу решить некоторые философские вопросы.

— Деньги? — спросил я. — Университетская зарплата…

— Я получил небольшое наследство, так что кое-кто уже позаботился об этом заранее. У Ширли тоже имеются частные доходы. Конечно, это не так уж много, но прожить мы сможем. Мы покидаем общество. Я понял, что не смогу больше скрывать это от тебя.

Я положил на стол руку и какое-то время рассматривал суставы пальцев. В конце концов я сказал:

— Джек, а как же твои тезисы?

— Они останутся незавершенными.

— Но ведь ты близок к финишу.

— Я полностью зашел в тупик. Я не могу продолжить работу.

Мы пристально посмотрели друг другу в глаза. Может, он хотел сказать, что не отважится продолжать? Был ли его уход научным поражением или результатом моральных соображений? Я хотел спросить об этом. Я немного подождал в надежде, что он расскажет сам. Но он молчал и как-то загадочно улыбался.

— Лео, я не думаю, что смогу сделать что-либо существенное в физике.

— Это не правда. Ты…

— Ну, хорошо, я не думаю, что захочу сделать что-либо существенное в физике.

— О!

— Ты забудешь меня? Или останешься моим другом? Нашим другом?

Я был на свадьбе. Так получилось, что я был одним из четырех гостей. Новобрачную я знал очень мало. Это была блондинка в возрасте двадцати двух лет, выпускница социологического факультета. Одному богу известно, как Джек познакомился с ней, потому что он носа не поднимал от блокнотов, но похоже, они очень любили друг друга.

Она была очень высокой и доставала почти до плеча Джека. С каскадом золотистых волос, напоминавших тонкосплетенную паутину, нежной кожей и большими темными глазами, она была удивительно хороша. Ко всему этому добавлялось великолепное атлетически сложенное тело. Понятно, она была очень красива. А в белом подвенечном платье казалась лучезарной. Церемония была короткой. После этого последовал праздничный обед, и к вечеру новобрачные незаметно удалились.

Когда я вернулся домой, на душе было как-то пусто. Не зная, чем заняться, я просмотрел старые журналы и натолкнулся на ранние наброски тезисов Джека. Ничего не понимая, я долго и тупо глядел в текст.

Месяц спустя они пригласили меня погостить в Аризоне.

Я решил, что это приглашение pro forma и вежливо отклонил его, думая, что этого от меня и ждали. Джек позвонил и настоял на моем приезде. Выражение его лица как всегда было искренним, но на маленьком зеленоватом экране было отчетливо видно, что с него исчезли напряжение и изможденность. Я согласился.

Как я обнаружил, их дом был великолепно изолирован со всех сторон рыжевато-коричневой пустыней. Это была комфортабельная крепость посреди этой оголенности. Джек и Ширли — оба очень загорелые и счастливые — отлично понимали друг друга. В первый же день они потащили меня на прогулку в пустыню, каждый раз смеясь, когда мимо пробегал крупный северо-американский заяц, или песчаная крыса или длинная зеленая ящерица. Они останавливались, чтобы показать мне искривленные растения на бесплодной почве, или тащили меня к высокому кактусу, чьи массивные гофрированные лапы отбрасывали единственную тень.

Их дом стал моим прибежищем. Мне дали понять, что я могу появляться там в любое время, если почувствую необходимость в уединении. И хотя время от времени они приглашали меня, но настаивали, чтобы я приглашался сам. Так я и делал. Иногда я не появлялся в Аризоне по шесть или десять месяцев, а иногда проводил там сразу по пять-шесть уик-эндов подряд. Ни о какой регулярности не могло быть и речи. Моя необходимость навестить их всегда зависела от внутреннего состояния. А их настроение никогда не менялось в зависимости от внутренних или внешних обстоятельств — у них всегда были солнечные дни. Я никогда не слышал, чтобы они ссорились или в чем-то не соглашались друг с другом. По крайней мере, до появления Вонана-19.