Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)

Это был сизифов труд. В обычных обстоятельствах Лэнк отчаялся бы, отступил. Теперь же у него не оставалось выбора. И он с маниакальным упорством и терпением профессионального реставратора очищал синтезируемый образ от фальшивых черт.

Шли дни, месяцы. Со статикой удалось справиться. В памяти компьютера хранились уже тысячи голограмм. Тысячи ракурсов, каждый точно кадр мультипликации. Оставалось свести их воедино, подключить динамику, наделить интеллектом, эмоциями, то есть сотворить Личность.

Лэнк чувствовал себя Пигмалионом, пытающимся вдохнуть жизнь в свое создание — Галатею. И все же был потрясен, когда та мучительно знакомым движением поправила прядь, изучающе взглянула на него. Обрела ли она плоть, либо он сам сделался фантомом? Лэнку было все равно: больше не существовало ни реального мира в зазвездной дали, ни иллюзорного мира, творимого компьютером.

«Господи, хорошо-то как!» — благодарно подумал Лэнк. От полноты чувств ему показалось, будто он произнес эти слова вслух, даже прокричал так, что звук голоса достиг раскинувшегося в трехстах метрах моря и оно откликнулось. Но море безмолвствовало и лишь загадочно переливалось бликами. На противоположном берегу бухты проступали горы с тусклыми одинокими светлячками. Подножие подчеркивала желтая строчка огней, а на поверхности воды застыли прозрачные золотые суда.

Тишину приближавшейся ночи нарушал полифонический хор лягушек. Лэнк с удовольствием слушал их земное пение. Лягушки облюбовали прибрежное озерцо, в которое впадал ручей. Его обступили разномастные деревья, образуя маленький оазис, словно перенесенный на побережье из сказочной пустыни…

— Как хорошо! — повторил Лэнк.

Он сидел в шезлонге на увитой диким виноградом лоджии и любовался бухтой.

— Вот и миновал этот прекрасный день… — с теплой грустью сказал себе Лэнк. — Но ведь не последний же! А если бы и последний… Главное, что сегодня я счастлив. И здоров. И молод. И жизнь мне улыбнулась…

Из комнаты временами доносился голос Галатеи. Она занималась чем-то своим, женским и мурлыкала песенку, то умолкая, то начиная заново. Так поет человек наедине с собой. Сейчас каждый из них принадлежал себе, но это не имело ничего общего с одиночеством, а тем более с отчуждением. Между ними существовала почти телепатическая связь. Они могли сидеть рядом, держась за руки, и молчать. Легкое подрагивание ладони, едва уловимое пожатие, тепло родного тела, биение пульса были для них как бы позывными счастья.

«Оказывается, для счастья нужно совсем мало и вместе с тем очень много, — рассуждал Лэнк. — Некоторые смолоду безошибочно выбирают маяки, ведущие в гавань успеха. И достигают ее заслуженно, по праву. А счастья в ней нет. При расчете курса ошиблись на самую малость и разминулись со счастьем. Меня же занесло ураганом на обломок скалы, но именно здесь я нашел свое счастье — Галатею…»

— Как хорошо… — в третий раз за этот вечер проговорил Лэнк. И вдруг ощутил приближение беды…

— Родной мой, — сказала Галатея однажды, — со мной творится неладное. Я кажусь себе вымышленной, не существующей в действительности. У меня нет прошлого… Раньше я не задумывалась над этим. Но так ведь не бывает… Не должно быть!

— У меня тоже нет прошлого, — возразил Лэнк. — Зато есть ты. Я люблю тебя. Мне хорошо с тобой.

Она покачала головой.

— Мне тоже. Но нельзя жить одной любовью. Есть же еще что-то в мире?

Галатея больше не донимала Лэнка вопросами, видимо поняв, что не получит ответа. Силилась найти его сама и не могла…

«Что ей сказать? — мучился Лэнк. — Как объяснить? О ее подлинной жизни ничего не известно. Она была безымянной богиней. Я боялся заговорить с нею. Следил украдкой, простаивал под окнами… Посчастливилось воспроизвести ее облик. А остальное? Фантазия компьютера? Гениальная фантазия! Ведь сущность Галатеи совершенно иная — лучше, чище и беззащитнее. А я-то хорош: копировал внешность и больше ни о чем не думал. Даже не позаботился дать Галатее прошлое…»

Лэнк хотел исправить ошибку, но оказался никудышным богом: Галатея уже не принадлежала иллюзорному миру. И тогда он рассказал ей все…

Нет ничего страшнее, чем наблюдать неотвратимое угасание любимого человека, сознавая, что ты бессилен… Все возможное и невозможное сделано. Компьютер работал на пределе, но тщетно… «Ряды не сходятся, задача неразрешима». И теперь эта беспомощная груда микрокристаллов, изощренно формализованный сверхмозг лишь искушает: «Начнем все заново, создадим другую Галатею!» Другой не будет, она единственная. Попытаться повторить ее — значит предать.

Лэнк впервые с беспощадной ясностью понял, что любит вовсе не гордячку, приводившую его в смятение на Земле, а совершенно иную женщину, лишь по недоразумению принявшую чужой облик. Он создал Галатею? Нет, это она преобразила его, возвысила до своего душевного величия!

«Неужели Мартин был прав, неужели это предопределено? — в леденящей тоске думал Лэнк. — Десять эвристических программ и приговор авансом: «Убийца!» «Поймите, математическое моделирование позволяет предвидеть будущее…» И вот будущее стало настоящим. Я — убийца, убийца своего счастья!»

Грохот ракетного двигателя вывел его из оцепенения. Взламывая скорлупу иллюзорного мира, неподалеку, в клубах реликтовой пыли, толстым пластом покрывавшей безжизненную планету, опускался космический корабль.

На мгновение Лэнк испытал радость. Но тотчас накатилась новая волна холода. Поздно!

— Поздравляю, дружище! — крикнул запыхавшийся Мартин. — Я так спешил к вам, что, кажется, поставил новый рекорд скорости. Видите ли, последний тест неожиданно дал великолепный результат. Это было жестокое испытание, не спорю. Но какой же вы молодчина… Теперь все позади, вас реабилитировали полностью. Собирайтесь!

Лэнк пристально посмотрел ему в глаза, и Мартин, вздрогнув, отвел взгляд.

— Я остаюсь здесь, — сказал Лэнк спокойно. — Убийце не место среди людей.

В ясную зимнюю ночь, когда звезды, осыпав небо ледяной искрящейся пылью, подавляют беспредельностью мироздания, высоко над горизонтом выделяется блеском созвездие Кассиопеи. Пять его наиболее ярких светил образуют фигуру W. Если звезду, находящуюся в нижней точке этого слегка наклонного «дубльве», мысленно соединить с Полярной звездой и продлить прямую к югу от Кассиопеи, то вскоре она вонзится в туманность Андромеды.

Звездолет «Пульсар» находился на полпути между Кассиопеей и Андромедой, когда столкновение с осколком астероида превратило его в неуправляемую груду металла…