Генрих Альтов - Опаляющий разум (сборник)

Круг мог оказаться каким-то естественным образованием. Вначале я не исключал такой возможности. Но, изучая первые снимки, сделанные в пределах Круга, я понял, что Круг — это сложная машина, созданная высокоразвитой цивилизацией.

Впрочем, Зорох ни разу не говорит «машина». Он называет это «Порт Каменных Бурь». И тут же поясняет, что Порт похож на стеклянное плато. Бегло, очень бегло рассказывает об этом Зорох!.. А на снимках Порт Каменных Бурь кажется металлическим. Один снимок удалось реставрировать почти полностью: до горизонта простирается идеально ровная поверхность, матово отсвечивающая в косых лучах красного солнца. Зорох, однако, говорит, что поверхность Порта прозрачна. Там, в зеленоватой глубине, что-то непрерывно перемещалось, всплывали и таяли призрачные, мерцающие тени…

Почти пятьдесят часов (на Химере это четверо суток) планер оставался у границы Порта. Здесь не было «химеротрясений», и Зорох, вероятно, думал только о Встрече. На то, что происходило за пределами Порта, он не обращал внимания. Он не убрал планер, когда с гор устремилась, сметая все на своем пути, лавина камня и пепла. Лавина докатилась до самой границы. Почти отвесно взметнулся двухсотметровый кипящий вал — и мгновенно застыл, остановленный невидимым ограждением.

Прождав пятьдесят часов, Зорох отправился в глубь Порта. Машина, быстро набирая скорость, бежала по зеркально гладкой поверхности.

Зорох искал «братьев по разуму».

Примечательная деталь: автомат, управляющий телекамерой, раньше Зороха понял, что суматошная гонка ничего не даст. Камера была установлена под крылом планера и сначала включалась каждые три минуты. Автомат постепенно увеличивал промежутки между снимками, а затем вообще прекратил съемку.

Сообщение с «Дау», эти семьсот сорок метров засвеченной пленки, я получил после того, как был проделан комплекс обычных реставрационных процессов. Уже тогда можно было — хотя и в самых общих чертах — разобраться в некоторых снимках. Хуже обстояло дело с восстановлением звука — наиболее ценной части сообщения (большинство снимков сделано автоматом, а звукозапись — это сказанное самим Зорохом). Мы быстро исчерпали немногие имеющиеся у нас дополнительные средства реставрации.

Мне оставалось вновь и вновь слушать запись. Работа в высшей степени однообразная: раз за разом прокручивается лента — гул, треск, свист. Варьируешь скорость, громкость, корректируешь тон, подбираешь звукофильтры, и вот сквозь плотную завесу шума прорывается слово. Одно слово, которое чаще всего ничего не дает…

И все-таки нужно расшифровывать наугад десятки, сотни слов. В конце концов находишь ключевые слова и догадываешься, что записано до них или после них. Возникают предположительные фразы, протянутые, как редкий, часто рвущийся пунктир, сквозь всю запись.

Работа требовала тишины. Нужно было неделями жить в тишине, постепенно обострявшей слух. Я перебрался в Забайкалье, в маленькую лабораторию, расположенную на дне заброшенного рудного карьера. Здесь, на километровой глубине, была почти абсолютная тишина.

Террасы карьера, заросшие серебристой травой, круто уходили вверх, и только в полдень где-то в безмерной синей высоте ненадолго появлялось солнце. Место было диковатое и по-своему интересное. Добычу руды прекратили лет сорок назад. Потом карьер долго служил полигоном для испытания подземоходов. В отвесных стенах террас зияли черные дыры уходящих вверх скважин, и на трещиноватом от взрывов дне карьера, среди раздробленных камней, лежали тяжелые корпуса старых машин.

Я почти не знаю, что это такое — подземоходы. Сейчас они не нужны, есть нейтринные анализаторы, легко просвечивающие планету. Я не пытался разобраться: просто ходил, смотрел, иногда с трудом протискивался в крохотные кабины, вспугивая полевок и пищух.

Метрах в двухстах от моей лаборатории из глубокой воронки поднимались металлические руки подземохода. Машины не было видно, она осталась под землей. И только гибкие манипуляторы, пробив узкий ход, дотянулись до поверхности. Они так и застыли, восемь рук подземохода, вытянутые вверх в последнем рывке и намертво вцепившиеся в камни.

По ночам над карьером, задевая красные огни на мачтах ограждения, стремительно летели беловатые облака. Где-то рядом проходила метеорологическая трасса, по которой облака перегоняли в монгольские степи. Ветер блуждал в лабиринте скважин и беззвучно приносил на дно карьера влажные запахи степных цветов и скошенного сена.

Я быстро привык к тишине.

На четвертый день, вслушиваясь в запись, я впервые уловил многократно повторяющуюся фразу. Вначале я даже не старался понять обрывки слов и слушал запись, как музыку.

Еще не расшифровав эту повторяющуюся фразу, я знал: Зорох говорит о чем-то исключительно важном.

Планер долго стоял в центральной части Порта Каменных Бурь. Потом Зорох отправился к границе и проехал вдоль нее километров двести. Планер медленно шел мимо частокола бурых скал, похожих на грубо обтесанные столбы. Часов через пять-шесть планер (все так же медленно) двинулся в обратный путь, к центру Порта.

Судя по снимкам, ничего не произошло. Но Зорох настойчиво повторял какое-то сообщение.

Сейчас трудно сказать, как именно пришла догадка. Однажды ночью облака расступились, растаяли, и над карьером возникло звездное небо. Четкая линия красных сигнальных огней на мачтах ограждения сразу затерялась среди бесчисленных звезд. Тогда, кажется, я и услышал слова «красное смещение».

Порт Каменных Бурь, созданный чужой цивилизацией, противодействовал разбеганию галактик.

Если я правильно понял сообщение Зороха, таких машин много. Расположенные в разных частях нашей Галактики, они составляют единую систему. Мощность системы постепенно нарастает, и в дальнейшем разбегание соседних галактик должно смениться их сближением.

Таким оказался Разум, с которым человечество встретилось в космосе.

Теперь я отчетливо вижу основной просчет астробиологов. Они рассуждали так.

Для возникновения жизни нужно, чтобы планета имела не слишком большую и не слишком малую массу. Планета должна быть не слишком близка к своему солнцу и не слишком от него удалена. Солнце на протяжении миллиардов лет должно излучать примерно постоянное количество энергии: не слишком большое и не слишком малое…

Подобных ограничений набиралось так много, что вероятность обнаружения близ Земли обитаемых планет казалась ничтожной. Стоило ли удивляться, что на первый план выдвигалась одна проблема: как установить связь?

Для возникновения и развития жизни действительно нужно определенное сочетание условий. Но, когда живые существа становятся разумными, они постепенно перестают зависеть от внешних условий. Они начинают менять эти условия, начинают управлять ими — прежде всего на своей планете, потом в космических масштабах.