Октавия Батлер - Дикое племя

Не было смысла спрашивать, кто научил его так говорить. Каким-то образом Энинву все же выследила его.

— И сколько тебе лет? — спросил Доро.

— Девятнадцать.

— Когда у тебя закончился переходный возраст?

— В семнадцать.

— И что же ты умеешь делать?

— Я могу лечить себя. Я, конечно, слабее, чем она, и к тому же я не умею изменять свой облик.

— Почему?

— Этого я не знаю. Вероятно, потому, что мой отец не умел этого.

— А что он умел?

— Я никогда его не знал. Он умер. Но она говорила мне, что он мог слышать чужие мысли.

— А ты можешь?

— Временами.

Доро лишь покачал головой. Энинву приблизилась очень близко к успеху, которого должен был достичь он сам, — и на таком сыром материале.

— Отведи меня к ней! — сказал он.

— Она здесь, — ответил мальчик.

Вздрогнув, Доро огляделся вокруг, отыскивая глазами Энинву. Он не чувствовал ее присутствия, и поэтому полагал, что она должна быть в теле животного. Возможно, это именно она стояла сейчас шагах в десяти позади него, рядом с пожелтевшей молодой сосной. Она была в облике огромной черной собаки с заостренной мордой, стояла неподвижно, словно статуя, и наблюдала за ним. Он нетерпеливо заговорил, обращаясь к ней.

— Я не могу толком поговорить с тобой, пока ты выглядишь подобным образом!

Тогда она начала изменяться. Это заняло некоторое время, потому что она не спешила, но и он не возражал против задержки. Он ждал слишком долго, и несколько минут теперь не имели значения.

Наконец уже в человеческом обличье, вновь превратившись в женщину, как была нагая, она прошла мимо него на крыльцо. Именно в этот момент он и намеревался ее убить. И если бы она приняла какой-нибудь другой облик, стала бы какой-то более естественной для своего нынешнего положения бесцветной личностью, он оборвал бы ее жизнь без колебаний. Но она стала именно такой, какой была за полтора столетия до того — женщиной, с которой он делил глинобитное ложе за сотни миль отсюда, много человеческих жизней тому назад. Он протянул к ней свою руку. Но она будто не замечала его. Он мог взять ее без проблем, в любой момент. Но он опустил руку, прежде чем смог дотронулся до ее мягкого темного плеча. Он хмуро взглянул на нее, рассерженный на самого себя.

— Проходи в дом, Доро, — сказала она.

Ее голос был все такой же молодой и тихий. Он последовал за ней, чувствуя странное замешательство, — и вовремя сообразил, что причиной тому был ее бдительный молодой сын, вид которого вернул его к реальности.

Он взглянул на юношу — оборванного, босого, покрытого пылью. Казалось, его облик не соответствует обстановке этого красивого дома, но того это нисколько не смущало.

— Проходите в гостиную, — сказал он, увлекая Доро своей детской рукой. — Пусть она оденется. Скоро она вернется.

Доро и не сомневался в том, что она вернется. Очевидно, молодой человек понимал свою роль заложника.

Доро уселся в драпированное холстом кресло, его сопровождающий устроился на софе. Между ними находился маленький деревянный столик и камин из черного резного камня. На полу лежал большой восточный ковер, в комнате было еще несколько столов и стульев. Служанка в простом и чистом голубого цвета платье и белом фартуке принесла бренди и взглянула на юношу, будто не зная, предлагать ли и ему выпить. Улыбнувшись, он отказался.

Прислуга, наверное, тоже может стать хорошей добычей. Интересно, это ее дочь?

— А что умеет делать она? — спросил Доро, когда служанка вышла.

— Ничего, только рожать детей, — ответил юноша.

— У нее уже закончился переходный возраст?

— Нет. Скорее всего, ее это вообще не затронет. Во всяком случае, если судить по ее возрасту.

Значит, перед ним был чисто латентный тип. Такие люди могут передавать наследственность детям, но сами не могут пользоваться своими особыми качествами. Надо бы ее скрестить с ближайшим из родственников. Доро было любопытно, удалось ли Энинву преодолеть брезгливость по отношению к инцесту. Интересно, откуда появился этот мальчик, который может отращивать руки? Неужели от родственного брака? Может быть, его отец был одним из старших сыновей Энинву?

— А что ты знаешь обо мне? — спросил он юношу.

— Что вы — это вы. — Тот пожал плечами. — Иногда она рассказывала о вас, как вы увезли ее из Африки, как она была вашей рабыней в Нью-Йорке, когда там существовало рабство.

— Она никогда не была моей рабыней.

— Она считает, что была. Хотя и думает, что больше уже никогда не будет.

В своей спальне Энинву быстро и небрежно оделась в мужскую одежду, по-прежнему оставаясь в женском облике. Ей хотелось быть самое собой, когда она встретится с Доро. После долгого пребывания в облике черной собаки ей не хотелось сразу одевать тесные предметы женского гардероба. В конце концов, мужская одежда лишь подчеркнет ее женственность. Никто не видел ее прежде в таком костюме, и вполне могут принять ее за мужчину либо за мальчика.

Но неожиданно она с раздражением сбросила одежду на пол, и остановилась, обхватив голову руками, перед туалетным столиком. Доро может разорвать Стивена на куски, если она убежит именно сейчас. Возможно, что он и не убьет его, но вполне может сделать из него раба. Здесь, в Луизиане, и в других южных штатах есть люди, подобные Доро, которые занимаются разведением людей. Они приводят к мужчине женщину за женщиной, а когда появляется ребенок, мужчина ни за что не отвечает ни перед ними, ни перед этими женщинами. Права и ответственность относятся к исключительному ведению хозяев. И Доро будет делать то же самое с ее сыном, превратив его в нечто большее, чем просто животное-производитель. Она подумала о сыновьях и о всех детях, которых оставила в руках Доро. Маловероятно, что кто-то из них до сих пор жив, но она не сомневалась в том, каким образом он их использовал, пока они были живы. Она не смогла им помочь. Все, что она могла сделать, это заставить Доро дать ей слово, что он не причинит им вреда, пока она будет женой Исаака. По истечение этого срока она могла остаться рядом с детьми и вместе с ними умереть, но она не могла им помочь. И взрослея, они не могли рассчитывать на ее помощь. Доро соблазнял людей. Он заставлял их с искренним желанием угождать ему, заставлял их бороться за знаки своего одобрения. Он использовал угрозы, чтобы подчинить себе людей, только в том случае, если ему не удавалось их соблазнить.

А когда он не мог запугать их…

Так что же она могла сделать? Она не могла убежать в очередной раз и оставить ему Стивена, да и остальных тоже. Но она не имела больше возможности им помогать, оставаясь с ними, как это было и раньше в Витли. Она не могла даже помочь самой себе. Что он сделает с ней, когда она спустится вниз? Ведь она убежала от него, а таких людей он почти всегда убивал. Зачем в таком случае он позволил ей одеться? Только для того, чтобы не испытывать неудобств, забирая голое тело?