Валентина Журавлева - Сквозь время. (Сборник)

А метеорит приближался. Острый пик на контрольной линии локатора быстро сдвигался к перекрещенным нитям. Экран пылал красным…

Шиканов смотрел на часы. Нужно было снова включить реактор, но Шиканов хотел выиграть время. Пустить перегретый реактор слишком рано — мог произойти взрыв. Опоздать — корабль столкнется с метеоритом.

— Приготовиться к пуску реактора, — тихо сказал он.

Секундная стрелка прыгала от деления к делению. Она казалась Шиканову живым существом- хитрым, непостоянным…

— Пуск! Полную мощность — на двигатели! Поворот…

Сзади раздалась спокойная команда:

— Отставить!

Вздрогнув от неожиданности, Шиканов обернулся.

У дверей стоял капитан.

— Отставить, — повторил он.

Словно повинуясь команде, циферблаты приборов погасли. И сейчас же вспыхнули ровным зеленым светом.

Капитан подошел к пульту. Поднял упавший на пол стилограф. Рядом с записью Шиканова вывел: “Учебная тревога. Шестой экипаж отлично выдержал испытание…”

Три человека в скафандрах возвращались по узкой, отсвечивающей голубым светом дороге. Они шли, взяв друг друга под руки. Здесь, в мире уменьшенной тяжести, нелегко было идти в ногу. Три человека подпрыгивали, раскачивались, но не разнимали рук.

Они пели. Радиотелефон проносил песню сквозь шлемы скафандров. И хотя кругом по-прежнему было безмолвие и по-прежнему нависали над дорогой черные изломы базальта, неслышимая песня словно раздвинула мрачные скалы, прорываясь к звездному небу.

Представьте себе, что вы получили посылку, самую обыкновенную посылку. Представьте себе далее, что вы открываете эту посылку — разумеется, без особого интереса и обнаруживаете… ну, скажем, слиток золота! Немыслимо? Невероятно? Однако именно такой случай произошел со мной летом 196… года.

В один из знойных июльских дней изнывающий от жары работник почтового отделения вручил мне небольшой фанерный ящик. Я расписалась на корешке квитанции, мы перекинулись несколькими фразами, и я пошла.

По виду это была самая обыкновенная посылка — сургучные печати, выведенный химическим карандашом адрес, в правом верхнем углу надпись: “Оценено в 50 рублей”. Но одна деталь заставила меня насторожиться: обратный адрес и фамилия отправителя были вымышленными. Точнее — взятыми из моего рассказа “Алмаз”. В этом рассказе инженер Николай Ильич Лоскутов изобрел промышленный способ производства крупных алмазов. Рассказ заканчивался описанием нового города на Урале — Алмазогорска. Понятно, ни Алмазогорска, ни Лоскутова с его изобретением в действительности не существовало.

Рассказ напечатали в одном из московских журналов, прошло три года и вдруг… И вдруг прибыла эта посылка, отправленная инженером Н.И.Лоскутовым из Алмазогорска.

Я решила, что это чья-то шутка. Литературным героям не полагается отправлять посылки автору. Я поддела перочинным ножом фанерную крышку, сняла ее. В ящике лежало что-то, аккуратно прикрытое толстым слоем ваты.

И вот тогда, увидев вату, я почему-то решила, что в посылке должен быть алмаз. Искусственный алмаз, полученный инженером Лоскутовым. Не знаю, почему мне пришла в голову эта совершенно невероятная мысль. Но именно так я думала, вынимая тщательно уложенную вату. И когда был снят последний слой…

Да, в ящике лежал алмаз.

В грубом фанерном ящике, оцененном инженером Н.И.Лоскутовым в пятьдесят рублей, оказался огромный розоватый алмаз. Признаюсь, впечатление было ошеломляющим. Я потеряла ощущение реальности. Мне казалось, что все это происходит во сне. Я вынимала алмаз из ящика и укладывала обратно, ходила из угла в угол, вновь и вновь перечитывала обратный адрес на посылке…

Сейчас, когда история с розовым алмазом ушла в прошлое, я могу спокойно описать этот крупный, необыкновенный камень овальной, вытянутой формы. Он напоминал небольшой булыжник и весил килограмма четыре. Цвет алмаза, как я говорила, был розоватым, но это очень приблизительное определение. В зависимости от освещения и угла падения света, цвет менялся. Он был слабо розовым в ярких солнечных лучах и почти кроваво-красным в полумраке. Стоило слегка повернуть алмаз, и в нем сейчас же вспыхивало множество алых искорок. Еще поворот — едва заметный, — и рядом с алыми искрами зажигались фиолетовые, сиреневые, зеленые… Камень светился, отбрасывая узкие снопы лучей, переливаясь тончайшими оттенками розового и красного. В глубине алмаза были видны какие-то небольшие черные точки. Скрытые в толще камня, они не портили его почти фантастической красоты…

Прошло, наверное, часа два, прежде чем я поняла, что нужно действовать. Я решила отнести алмаз в редакцию журнала, который три года назад опубликовал рассказ об инженере Лоскутове. Но сначала следовало убедиться, что розоватый камень — действительно алмаз. И я пошла к знакомому ювелиру.

Он был глубокий старик, этот ювелир. За полвека работы через его руки прошли тысячи бриллиантов — больших и малых. Он любил и понимал камни. Как все старые мастера, он был немного философом. Однажды, подбирая камни для кольца, он сказал мне: “Хороший человек похож на алмаз — чистый, твердый, красивый”. Я знала ювелира давно — еще с тех пор, как девчонкой принесла ему чинить дешевые сережки. Старик всегда был спокоен и чуть-чуть насмешлив. Я не помню, чтобы он когда-нибудь волновался.

Зная это, я без опасений поставила на его рабочий столик посылку инженера Лоскутова. И тогда произошло то, чего я совершенно не ожидала. Старый ювелир, не спеша надел пенсне, придвинул к себе фанерный ящик, поднял вату, взял в руки розовый камень… и вдруг, побледнев, бессильно откинулся на спинку кресла. Алмаз упал в ящик.

Я бросилась к графину, налила стакан воды. Старик достал из жилетного кармана пробирку, медленно — у него дрожали руки — вынул белую таблетку.

Минут пять он сидел молча, неподвижно — очень старый, нахохлившийся, даже в этот жаркий день одетый в теплую куртку и поэтому похожий на большую птицу. Потом снова вынул алмаз и положил его на стекло своего рабочего столика.

Очень осторожно, стараясь не волновать старика, я рассказала все. Он слушал, не оборачиваясь. Он смотрел на алмаз.

— Вы можете не сомневаться, — сказал он наконец каким-то странным, приглушенным голосом. — Это настоящий алмаз. В нем не меньше двадцати тысяч каратов. После огранки останется тысяч пятнадцать. Да… “Куллинан”, самый крупный из известных до сих пор алмазов, имеет всего три тысячи каратов. “Эксцельсиор” — около тысячи. “Президент Варгас” и “Джонкер” — по семьсот. Да… Знаменитый алмаз “Орлов” — это меньше двухсот каратов, “Шах” — меньше ста… Ваш камень по сравнению с ними — гигант. Правда, он не абсолютно чист, да, да, но эти черные точки, пожалуй, не портят его. Нет, не портят.