Конрад Фиалковский - Цереброскоп

— Ну, разумеется, идите. Необходимо беречь такой чудесный инструмент, как ваш мозг.

Я вышел с Ваном. И еще слышал в дверях слова профессора:

— Видите! Цереброскоп может служить также и для выявления гениев…

Я подумал, что произойдет, если на одном экзамене будут выявлены три гения. Но отвечать надо. Выбора у меня не было.

Остальное произошло быстро. Ван надел на меня «антицереброскоп», и я вернулся в лабораторию. Но я слишком волновался. Чувствовал, что ноги у меня словно сделаны из ваты. Мысленно я без конца повторял: «Второе гнездо третий ряд, третье гнездо пятый ряд».

Будто сквозь туман видел, как сдавал Аль, слышал, как Пат продолжал восхищаться гениальностью Вана. Наконец пришла моя очередь. Я быстро вскочил в кабину, захлопнул дверь, вынул из кармана провода и вдруг понял; не могу вспомнить номера гнезд. Мне стало жарко. Через минуту прозвучит первый вопрос. Нет, не могу вспомнить!

Кажется, второе гнездо третий ряд и третье гнездо четвертый ряд. Пожалуй, так. Все равно ничего другого не придумать. Я как можно скорее воткнул штеккеры в гнезда, распрямился в кресле и, втянув в себя живительный воздух, с облегчением вздохнул. Теперь ответ придет сам, только нужно ни о чем не думать.

Пат монотонно повторял свои формулы. Я даже не слушал. Для меня экзамен был уже позади.

Впереди два месяца каникул, вода, паруса… Я представил себе ласточек, которые носятся над водой, почти касаясь ее поверхности…

Неожиданно я заметил, что уже горит красная лампочка ответа. Пожалуй, все в порядке. Автомат трещал переключателями. Потом все стихло. Сквозь окошко я увидел, как мои товарищи покатываются со смеху. Что-то случилось. Я выскочил из кабины.

— То, что ласточки — позвоночные, и то, как они вьют гнезда, пожалуй, еще не семантика, — рассуждал Макс.

Один Пат не смеялся. Молчал, красный от гнева.

— Может, автомат испортился, — неуверенно предположил я.

— Это гений Вана вывел цереброскоп из строя, — подсказал кто-то со стороны.

— Наверно, перегрузил, — добавил другой голос.

— Мы не станем сдавать испорченному автомату!

— И вообще неизвестно, правильно ли он работал с самого начала… Бен все прекрасно знал — и провалился, — поднялась волна протестов.

Пат стоял бледный. Все взгляды устремились на него.

Наконец он сказал:

— Прошу меня извинить. Конечно, все оценки будут аннулированы. Нельзя судить о знаниях студентов на основании показаний столь скверно работающего прибора, — Пат говорил тихо, бесстрастно. От его былой энергии не осталось и следа. Одиноко стоя у стены, он пропускал студентов, со смехом покидавших зал.

— Ах ты, гений-кретин! — приветствовал меня Ван. — Знаешь, что ты наделал? Ты подключился непосредственно к диспозитору цереброскопа и направлял его собственными мыслями. Он выбирал информацию по вопросам, о которых ты думал, а остальное шло, как мы предвидели.

Скажи честно — ты думал о ласточках?

— Да.

— Тогда все ясно. Ну, сдается мне, после такого провала Пат не возобновит своих опытов! — Ван захохотал. — Впрочем, поживем — увидим.

Эта история осталась нашей тайной. С тех пор прошло уже несколько лет, и теперь мы кончаем институт. На Вана по-прежнему смотрят подозрительно и показывают его первокурсникам:

— Это тот, который думал быстрее, чем цереброскоп…

Пат в последние годы принимает экзамены так же, как все остальные, но недавно я слышал, что он собирается привезти с системы Сириуса новую, усовершенствованную модель цереброскопа. Нам это уже не грозит. Пусть волнуются следующие поколения студентов.