Владимир Михановский - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 18

— А здесь действительно только один вход?

— Конечно, этот факт был даже предметом гордости Баткинса. К тому же пришло это письмо. Кто-то ведь отправил его.

— Что за письмо? — спросил с любопытством репортер.

Гарденер молча протянул ему конверт, полученный им сегодня пополудни.

Лейтенант тупо размышлял. Его безмерно бесило то, что он здесь протирал штаны, как школьник, в то время как, возможно, в каком-нибудь ящике шкафа в этом доме лежат спрятанные вещи, которыми директор банковского филиала мог бы заинтересоваться больше, чем самим вымогателем. Нет, хватит! Пора действовать!

Он встал, не зная, с какой из дверей лучше начать. Но тут ему бросилось в глаза, что двери не имели ни ручек, ни замков. Когда он, не раздумывая больше, подошел вплотную к одной из них, она сама беззвучно ушла в стену…

За дверью они обнаружили чисто прибранные, уютные и комфортабельные жилые помещения: кухню, спальню — лишь с одной кроватью, как отметил лейтенант, — и жилую комнату. В этой последней Гарденер сделал открытие, очень его удивившее. На столике рядом с креслом-качалкой валялась целая куча уголовных и бульварных романов дешевого сорта, а напротив кресла, в отдалении, стоял телевизор. Это поистине совершенно не соответствовало образу человека, с которым был знаком Чарльз Гарденер, и противоречило всему, что когда-либо говорил о таких вещах покойный.

Из гостиной они попали в настоящую анфиладу лабораторий и мастерских небольшого размера, один вид которых привел Гарденера в упоительный восторг. Лейтенанту и репортеру эти приборы и машины, механизмы и приспособления ни о чем не говорили, зато старого ученого не покидало чувство изумления, к которому примешивалась обычная зависть, — у него просто руки чесались от желания поработать со всеми этими современнейшими приборами. По оборудованию лабораторий он заключил, что в последнее время Джим Баткинс должен был заниматься без малого дюжиной областей науки, и он задал себе вопрос, не было ли это нечто большее, чем баловство, физика, химия, физиология, биохимия, бионика, физика высоких частот, электронно-вычислительная техника — как мог одиночка успешно работать во всех этих отраслях, где и поныне еще малейший прогресс в какой-нибудь частичной проблеме был немыслим без совместных усилий целой группы ученых?

— Да пойдемте же, — настаивал лейтенант, — это, возможно, и очень интересно для вас, но сейчас нам ничем не поможет!

Следующая дверь, открывшаяся перед ними, привела их в рабочий кабинет, выполненный с геометрическим изяществом. Все здесь в изогнутых линиях, поверхностях и объемах напоминало о математических функциях. Конечно, опять лишь Чарльз Гарденер смог оценить это по достоинству, но и на остальных, кажется, увиденное произвело впечатление.

— Вероятно, хозяин враждебно относился к жизни? — спросил недоверчиво репортер. — Видно даже по мелочам.

— Не к жизни, скорее — к людям! — пожал плечами Гарденер.

Лейтенант не участвовал в разговоре. Он подошел к письменному столу и вынул из ящика для бумаг записку.

— Что это такое? — спросил он и подал бумагу Гарденеру. Там стояло только несколько букв ENIHCM.

Ученый долго созерцал их. Потом признался:

— Не знаю. Это не формула, но и не сокращение, по крайней мере из известных мне. Шифр? Не думаю. Он бы запрятал его во что-нибудь реальное, но не вызывающее подозрений.

Гарденер положил записку в карман. Лейтенант хотел возразить, но передумал. Где-то здесь могли находиться бумаги, которые так беспокоили директора банка. Сейфа нигде не было, он бы бросился ему в глаза. Да и к чему он, раз весь дом — сейф. Если такие бумаги вообще были… Он сел за письменный стол и невольно провел рукой по ребру крышки. Справа и слева от него бесшумно открылись ящики.

— Мне скоро жутко станет от этой идиотской автоматики! — ругнулся он, потом, изумленный, полез в один из ящиков, вытащил оттуда целую гору книг того же сорта, что и в жилой комнате, и вывалил их на стол. — И все это ради такого дерьма!

Здесь, в этом царстве техники, даже лейтенант уловил неуместность подобной макулатуры.

— А тут что? — он вынул книги из другого ящика. — «Грамматика», «Словарь», учебник по лексике… — Бумаг, которые он искал, явно не было.

— Во всяком случае, хозяин дома был с причудами! — констатировал репортер, но Гарденер, которому адресовалось это замечание, едва ли его расслышал. Ему вдруг вспомнилось одно совершенно абсурдное, глупое, ненавистническое пари, которое ему однажды предложил Баткинс…

— Ну, что? Что вы так уставились на «Грамматику»? — спросил лейтенант. — Что-нибудь пришло на ум?

— Да, — сказал Гарденер. — Я думаю, мы можем прекратить обход!

Через обширную библиотеку, заполнявшую, по оценке репортера, целую стену здания, они вернулись в гостиную.

— Ну, начинайте! — сказал Мэттисон, когда они уселись.

— Покойный мне однажды предложил пари — несерьезное, только для красного словца, по крайней мере тогда я думал так, да и нельзя было воспринимать его серьезно. Мы говорили об образовании. Баткинс заявил, что наше американское общество образованно ровно настолько, что любому дикарю, никогда не покидавшему свой атолл в южных морях, достаточно всего четырнадцать дней посмотреть наши телевизионные программы и почитать бульварные журналы и издания, чтобы стать «социально зрелым» человеком…

— Как сюжет — красиво! — сказал репортер. — Представьте: дикарь, только что натаскан, не знает цену деньгам — природное стремление к свободе позволяет ему убегать прежде, чем его…

— Поберегите свою причудливую фантазию для публикаций в газете, но только с моего согласия, если позволите! — буркнул Сэм, вытирая платком вспотевший лоб.

— Благодарю, но не воспользуюсь вашим согласием, — ответил Уилкинс. — Я репортер уголовной хроники, провоцировать расовые погромы не мое дело. Подумайте, что произошло бы в нашем прекрасном городке, если бы я такое написал! Цветные здесь точно так же наэлектризованы, как и всюду, только, может, не так много их. А белых фанатиков хватает.

— Оставим эту чепуху, — проворчал лейтенант. — Профессор, может, вы будете так добры и придумаете что-нибудь с выходом? А мы оба, мистер Уилкинс и я, тем временем осмотрим верхний этаж, наверняка он тут есть. И пусть не обязательно папуас — но кто-то должен же быть здесь! Вероятно, там, наверху, он и спрятался…

Лейтенант подошел к двери, которой они еще не воспользовались. Она отворилась — за ней виднелась лестница. Сэм Мэттисон и репортер стали подниматься вверх. Дверь снова закрылась, Гарденер остался в одиночестве наедине с мертвецом.

Ученый удивился тому, что не чувствует страха.

«Сначала посмотрим, — подумал Гарденер, — как нам удастся отсюда выбраться». Он еще раз достал загадочное письмо и взглянул на него.