Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы

Булочкин подмечал все.

Происходящее ярко, до мельчайших деталей фиксировалось в его памяти, но чувства были будто притуплены, он не обобщал и не делал выводов, был не в состоянии понять, объяснить и предугадать, а только запоминал.

Несколько секунд пришельцы не предпринимали никаких действий, они лишь смотрели на человека глазами, переливающимися, как ртуть, но вдруг тот, что стоял справа, издал негромкий, но очень резкий короткий щелчок, и тут же из небольшого плоского прямоугольника, укрепленного поверх трико у него на груди, заспешили слова родного Булочкину языка, хотя он не сразу это понял: настолько непривычны были их тембр, темп, ритм и эмоциональная окраска.

— Мы, обитатели звездной системы Орион, приветствуем тебя, представитель цивилизации Земли. Мы отдаем полный отчет в том, что происходящее может казаться тебе невероятным и вызывать различные опасения. Заверяем, что для опасений нет оснований: наше отношение к людям всегда было и есть доброжелательным отношением, наши действия на Земле — гуманными и предельно осмотрительными. Ваша цивилизация еще очень молода, но со временем она займет свое место в Содружестве Разумных Миров. Мы не можем вмешиваться в ход протекающих на Земле событий, однако следим за ними с заинтересованностью и сочувствием. Наступит время, когда отношения между нашей и вашей цивилизациями примут характер тесного, взаимного, все углубляющегося сотрудничества…

Булочкин, потрясенный, вдруг понял, что вся эта пространная и напыщенная речь есть не что иное, как перевод короткого щелчка, изданного пришельцем.

Приветственная речь продолжалась еще пару минут, во время которых инопланетяне, как могли, старались сохранять неподвижность, потом тот, что был справа, вновь издал резкий щелчок. С первых же слов, вырвавшихся из переводного устройства, Булочкин понял, что торжественная часть встречи закончена и обитатели созвездия Орион приступили к деловой. Они сообщили, что в течение часа наблюдали за ним, потому что его поведение выглядело странным, но затем им в значительной мере удалось настроиться на его мысли и ощутить эмоциональную окраску переживаний, что и позволило сделать правильные выводы. Его желание переменить образ жизни и жажда своими глазами увидеть другие миры не только вызвали сочувствие, но потрясли их глубиной и искренностью. Именно поэтому они решили вступить в контакт и несколько отойти от своих обычных правил поведения на планетах, подобных земной цивилизации. По их тщательным расчетам исчезновение Булочкина ничуть не скажется на ходе земных исторических процессов, и если события последних минут не изменили его желание стать гостем и представителем человечества в другой цивилизации, то они будут рады исполнить его мечту.

Переводное устройство замолчало, обитатели созвездия Орион ждали ответа. Человек казался им персонажем из чудовищно замедленного фильма, им было невероятно трудно подлаживаться под его временной ритм.

Никогда еще Булочкин не испытывал столько противоречивых чувств. Исходя из своего жизненного опыта, он должен был воспринимать происходящее, как ошеломляющую убедительностью галлюцинацию, сценарий которой был безукоризненно выверен, а декорации и действующие лица обладали достоверностью голограммы. И, одновременно, он должен был бороться с этим ощущением, упорно твердящим о свершившемся безумии, воспринимать пришельцев, их слова и корабль, призрачный свет, невесть откуда льющийся, как абсолютную реальность, и принимать решение, сами мысли о котором казались углублением психического расстройства.

— Да! — вдруг сказал Булочкин. — Я согласен. Я очень рад. Я действительно мечтал… Я хочу полететь с вами, — речь его постепенно становилась более связной. — Я хочу побывать на вашей планете. Я давно мечтал о подобном, но никогда не верил, что это возможно. Да, я, безусловно, согласен…

Устройство на груди пришельца перевело его слова таким коротким звуком, что Булочкин не смог его воспринять.

Рукой колеблющейся, словно бы меняющей очертания, пришелец указал ему в сторону корабля.

Булочкин нетвердо сделал первый шаг…

По ограниченному отвесными стенами пространству, залитому серебристым светом, между гранитных глыб, шли к исполинскому диску четверо, отдаленно похожих лишь силуэтами, но свидетелями этого были одни летучие мыши, закладывавшие над карьером бесшумные виражи. Трое из идущих, в светло-зеленых обтягивающих комбинезонах были по пояс четвертому, одетому в цвета хаки штормовку и синие джинсы. Когда они приблизились к кораблю, люк его мгновенно стал шире и выше и к земле от него прыгнули ступени легкой лестницы. Человек невольно оглянулся на своих спутников, а потом первым взялся за перила. Стоя в проеме люка, он еще раз оглянулся, но на этот раз посмотрел на догорающий костер. Вход исчез, словно его и не было, погас серебристый свет, и пропало свечение корабля, сразу сделавшегося черным, почти неразличимым в густой темноте июльской ночи. Летучие мыши вскоре осмелели и проносились почти над его корпусом. Так продолжалось минут шесть, потом корабль плавно поднялся на несколько метров от поверхности и мгновенно и без следа исчез в усыпанной звездами бездне…

Когда Булочкин проснулся, у него не было сомнений, что спал долго. Некоторое время он лежал, не открывая глаз, а потом открыл их и увидел, что находится внутри цилиндра, выстланного мягким материалом с сиреневым покрытием. Он скосил глаза влево, посмотрел перед собой, потом скосил вправо и остановил взгляд на ярко-желтой кнопке — единственном, что нарушало сиреневое однообразие. Под кнопкой была табличка с крупной надписью по-русски: «СИГНАЛ ВЫЗОВА».

Осторожно, но сильно надавливая, Булочкин протер ладонями лицо и окончательно понял: то, что он, проснувшись, считал пригрезившейся фантасмагорией — было реальностью. Но он еще с трудом выстраивал предшествовавшие сну события в четкую последовательность: невероятные сами по себе, они вырвались из памяти во время сна и словно бы проигрались заново, но в другом порядке, ярко окрашенные элементами кошмара. Булочкин напрягся, вспоминая сон. «Нет, — сказал он мысленно, — даже не так. Они просто послужили толчком для убедительного кошмара, и его образы перепутались с тем, что было в действительности».

Он еще раз взглянул на кнопку сигнала вызова. Неуверенно, смутно и неясно чувствовал он себя, словно потерял вдруг внутреннюю опору, остался без критериев и ценностей, которыми до этого пробуждения привык руководствоваться. Он вдруг почувствовал тоску и пустоту человека, который остался без ничего. И ощущение это было настолько пугающе, мучительно, что Булочкин застонал и затряс головой, чтобы его прогнать.