Ирина Крупеникова - Предел бесконечности (сборник)

— Антон, я что-нибудь придумаю для тебя.

— Ты следуешь опасному человеческому пороку: упрямству.

— Упрямство — порок для дураков, — бросил Глеб в ответ. — А для тех, кто мыслит, это двигатель! Пойми, Антон. Или просто поверь! Ты мне дорог. Ты мой наставник.

— Я учил тебя использовать логический вывод. В тебе теперь нет моих уроков. Ты человек. Вот индикатор твоей человечности, — старик показал на Тамару. — Я не могу проанализировать слова девочки. Я никогда не мог проанализировать Ольгу Александровну. Они обе рассуждают иначе, чем стандартный человек. А ты способен понять.

— Антон, я пришел сюда, чтобы узнать, какой дорогой мне идти дальше. Что я должен сделать на земле? — Глеб опустил голову на грудь и добавил. — И я не узнал.

— Я выбрал некорректный образ, когда обозначил твою цель пределом бесконечности. Ты добился цели. Ты человек.

— Но этого мало! Посмотри на меня. Я умею думать сердцем и душой, я достиг осознания своего человеческого «я», и тело мое, повинуясь рассудку, перестроило все жизненные процессы. Я родился для земли. Помнишь, ты мне сказал, что я выбрал дорогу к диву? Разве моя дорога кончается рождением? Человеческое общество едино. Земля терпит нас всех — и тех, кто живет с ней, и тех, кто давно не заглядывал к ней в душу. Есть города и деревни. Есть обыватели и поэты. Есть те, кто любит, и те, кто играет в любовь. Так что же позволяет нам существовать вместе? И зачем в мире, где всё делают упрощенным и искусственным, искусственно создали меня, достигшего в конце концов естественного чувства жизни?

Потекли минуты без слов.

— Если бы Ольга Александровна дождалась тебя, она бы никогда не покинула нас, — вдруг прошептал Антон и медленно поднялся.

Едва передвигаясь на негнущихся старческих ногах, индивид подошел к лабораторному шкафу. Зазвенели пробирки под неуверенной морщинистой рукой, упала и вдребезги разбилась пустая колба. Завороженный, Глеб смотрел, как Антон извлекает из-под груды бесполезного хлама пеструю картонную коробку.

— Это всё, что я успел сохранить, — он опустил, почти уронил коробку на стол.

Глеб помог наставнику добраться до кресла и оглянулся на Тамару. Девочка бережно раскладывала перед индивидом на полу содержимое заветного хранилища.

То были выцветшие фотографии и карандашные узоры на листочках из старых школьных тетрадей. Последним девочка достала маленький, не больше сантиметра, осколок темного минерала.

— Дай мне, пожалуйста, малышка, — Антон чуть подался вперед.

Тамара аккуратно вложила в сухую старческую руку черный непрозрачный кристаллик.

— Это — незавершенный модуль управления. Последнее детище Алексея Андреевича.

Взгляд Глеба пристыл к кристаллу, на сколотой поверхности которого виднелись бороздки и точки, нанесенные иглой.

— Алексей Андреевич выжигал на камне линии, — продолжал Антон, — затем опускал в пробирку с родниковой водой. Прежде, чем закрыть готовую капсулу, он помещал в нее этот предмет. Дальнейший процесс невозможно логически объяснить.

— Должно быть, рисунок имеет значение, — пробормотал Глеб. — Если представить, что на уровне кристаллической решетки задан новый порядок, минерал приобретет свойства, которых у него нет в естественной природе…

— А это кто? — беззастенчиво перебила Тамара, держа в руках фотографию молодой белокурой женщины.

— Это Ольга Александровна, мама Анны и Филиппа Жулавских.

— Красивая… А я видела ее портрет на стене в гостиной!

— Какой портрет, малышка? — ласково спросил Антон.

— Ну, портрет! Она там думает о чем-то очень большом, — Тамара взмахнула руками, — как майское небо! Там много красивых белых и голубых пещер. Там много людей с огромными цветами. Только люди не двигаются. Они стоят и чего-то ждут. Она тоже ждет. Она очень хорошая, но… чужая.

— Я не понимаю, о чем говорит девочка, — Антон повернулся к Глебу. — Что с тобой?

Шальной взгляд парня метался от кристалла к разбросанным рисункам.

— А я начинаю понимать… Тома, посмотри сюда, пожалуйста. Тут тоже нарисован портрет?

И он поднес к глазам Тамары таинственный модуль управления. Девочка долго разглядывала линии и точки.

— Портрет. Но его не дорисовали… — она быстро переворошила бумагу на полу. — Вот этот!

И победно подняла клетчатый листок с хаотичным цветным узором.

— Этот рисунок я взял с рабочего стола Алексея Андреевича вместе с незавершенной работой, — подтвердил Антон. — Какие выводы ты делаешь?

Глеба смотрел в узор. От разноцветных линий будто веяло «теплом». Портрет, цветок… Узор изображал «тепло»! На короткий миг он разглядел человека в глубине ожившего орнамента.

— Ольга каким-то непостижимым образом рисовала человеческую сущность, — проговорил он. — Жулавский переносил изображение на осколок минерала, а земля создавала организм, взяв за основу портрет. Так появилось альтернативное начало жизни!

— Твои суждения не логичны. Ты фантазируешь.

Глеб встрепенулся.

— Между фантазией и реальностью очень тонкая грань, Антон!

Тамара уснула здесь же, прямо на полу, отказавшись от подушки и одеяла, предложенные Анной. Журналистка провела время до рассвета в своей детской комнате, мужественно стерпев отсутствие электроэнергии и тепла. А Глеб и Антон общались всю ночь. В основном говорил Антон. Глебу казалось, что наставник старается отдать ему свою память. Попытки развернуть разговор на настоящее или будущее успеха не возымели. Единственной темой, породившей проблеск надежды, был вопрос индивида о дереве. Глеб клял себя за то, что так и не научился доводить до ума все «странности», выплескиваемые Тамарой. Конкретного ответа он не нашел. Но пообещал вернуться в дом Жулавского, как только будет уверен в безопасности Анны.

В машине, когда журналистка принялась выспрашивать у товарища, о чем они разговаривали с индивидом в ее отсутствие, Глеб, не зная почему, замкнулся. Ответив что-то дежурное, он устроился на заднем сидении, прикрыл глаза и задремал: сказалась бессонная ночь. Тамара без остановки болтала о портретах, похвасталась, что Антон назвал ее похожей на Ольгу, но про узор на камне не вспомнила. Зато с чувством пропела Анне очередную песенку:

— Сказка не кончается, Сказка повстречается, Коль дорогою чудес Нас ведет могучий лес, И широкая река, И густые облака.

Журналистка вела автомобиль по раскисшей дороге и искоса поглядывала на умолкшую Тамару. Стишок незаметно пробрался в душу и разбередил воспоминания безвозвратно потерянного детства. Когда-то похожие песенки напевала ей мама. В девочке и впрямь крылось нечто, неуловимо схожее с Ольгой. Анна дрогнувшей рукой достала подаренную Антоном фотографию и положила перед собой на панель. Чем дольше она смотрела в невинное лицо матери, тем больше находила в нем черт, присущих Тамаре. Некстати пришла на ум одна из первых статей о переселении душ. Анна пригляделась к девочке: по словам Глеба, ей было что-то около семнадцати, и если бы не маленький рост, тощие косички и детские речи, она заняла бы достойное место среди своих ровесниц. «Тамара младше меня на восемь или девять лет, то есть она родилась в тот же год, когда пропала мама…», — сердце у Анны екнуло и отчаянно затрепетало. Воображение разыгралось настолько, что стало казаться, будто мать смотрит на дочь из больших синих глаз слабоумной девчушки.