Евгений Филимонов - Мигранты

- Как это получилось? - задал он глупый вопрос. Но ответ получил исчерпывающий. Впервые она обнаружила эту свою особенность еще в детском приюте, куда была подкинута неизвестной матерью; еще тогда она детским инстинктом поняла, что такое лучше скрывать. Однако феномен, отличие не давало ей покоя. По мере взросления она узнавала все больше о сумчатых и пришла наконец к выводу, что все многообразие вида сумчатых, имеющих как бы дублеров чуть ли не у каждого млекопитающего, неполно без человека, более того, люди-сумчатые должны скрытно существовать в человеческой среде, она тому живой пример. Эта мысль вдохновила ее на поиски себе подобных, и она с гордостью сообщила Титу, что вскорости обнаружила таких - трех женщин и двух мужчин. Дальше - больше.

- А как ты определила мужчин?...

- По отсутствию пупка, - ответила любимая, не углубляясь, и продолжала рассказ. В скором времени ей удалось выйти на общество, чуть ли не союз сумчатых, в котором, как и в любом другом союзе, были свои группировки, теоретики, программы, экстремисты, "ну, словом, все как у вас" здесь Тит впервые понял, что она понимает его, Тита, как существо другой породы, и только теперь почувствовал отчуждение. По ее словам, экстремисты-сумчатые предрекли скорый конец эре плацентарных - тому множество причин, все их знают, - и в конце концов воцарялись в мире, как подвид, созданный природой именно для кризисной поры. Сущность преимуществ - в процессе вынашивания детеныша...

И она принялась обстоятельно растолковывать Титу особенности существования своего вида в обычной человеческой диаспоре. Тит уже не старался вдумываться - он просто внимал ее изумительному голосу, идущему непосредственно в душу, впивал глазами округлую смуглоту, дремучесть распущенных волос, в общем - прощался навсегда. Никогда прежде не было так тяжко.

- Ну, а зачем ты связалась со мной?

- Зачем, - она задумалась, морщинка взбежала на лоб. - Ну, опять же, искала себе подобных...

- А дальше? Ведь это стало ясно в первый же вечер!

Любимая нахмурилась и закрутила на палец длинную прядь. Тит обожал ее в этот момент. Боже, если б не это!

- Ну... ты мне понравился.

- А теперь? - вопросил Тит потерянно.

- Теперь - еще больше... А, не обращай внимания. Я хочу жить с тобой.

Улыбка, прыжок, и вот она уже у него на коленях, и лицо Тита в джунглях тугих каштановых волос - но теперь, вместо чувства безбрежной отрады, как раньше, вдруг с острым холодком втекла в душу странная тревога и ощущение животной чуждости этого ладного, всегда желанного тела. Даже запах волос будто отдавал слегка зверинцем... Тит отстранился и встал. Она смотрела на него снизу из кресла. "Кенгуру", - подумалось с острой тоской.

В то утро они еще не расстались и даже назначили новую встречу, но Тит - да и его любимая - ясно понимали, что произошло. Он смотрел вслед стройной фигурке в долгополом пальто, бегущей по заснеженной набережной (Тит жил тогда возле канала), и сотрясался от внутренней муки. Когда же девушка скрылась за углом, его вдруг вырвало прямо в канал, еле успел добежать до парапета. На миг Тит уподобился какой-то мифологической бестии, коих не счесть у Петергофских фонтанов; затем медленно выпрямился, отер лицо снежком с чугунной ограды и поплелся в сторону метро.

ИЗ ДНЕВНИКА ПЕНСИОНЕРА

...У нас во дворе обосновалась стая человекообразных макак. Слухи о них ходили и раньше; кто говорил, что они опасны, кто - забавны, но главное, никто не видел их в глаза. И вот они здесь - пестрая группа на детской площадке, на окрестных деревьях, а мы незаметно, из-за гардин наблюдаем за ними. Интересно - для них, вроде бы, не существует ничего, кроме стаи. Все их время проходит либо в сосредоточенном пожирании какой-нибудь ерунды, вроде конских каштанов, в повальной спячке на солнцепеке, либо в хронических визгливых сварах, драках и погонях, которые обращают наш мирный двор в орущий содом. Но ко всему привыкаешь.

Когда они в очередной раз затеяли скандал, и цветные тела макак помчались по деревьям, по балконам и антеннам, я вышел в лоджию покурить перед сном. И тут макака в голубой нейлоновой безрукавке вскочила на ограждение. Я рассмотрел ее подробно, между двумя затяжками: это был молодой самец с довольно приятной, если можно так сказать, мордочкой, хотя мгновенные изменения мимики и характерная неспособность глядеть человеку в глаза сразу говорят о бестии. Руки, худые и мускулистые, покрыты мелкими шрамами - свидетельство непрекращающейся вражды и соперничества в стае. Запястье животного украшали новехонькие электронные часы, вообще оно выглядело полным сил, отнюдь не несчастным - взрослеющий юниор, исполненный хищного любопытства и взрывчатой агрессивности, нервозный до истерии, этакий рядовой, шестерка стаи.

Я смотрел и курил; не спуская глаз с моей руки, макака схватила банку маринованных овощей (места мало, кое-какие припасы хранятся в лоджии), и мгновенно скрылась. Спустя секунду я мог видеть, как вся стая с визгом устремилась за голубой безрукавкой, пытаясь отнять добычу.

Подумать только, и с этим зверьем мы состоим почти что в кровном родстве! - вот какая мысль пришла мне в голову, когда я щелчком сбросил окурок вниз и смотрел, как он, тлея, угасает на захламленном газоне...

СИДЕЛКА

В. страдает редким заболеванием, - оно как-то связано то ли с земным магнетизмом, то ли с ориентацией неких статических полей местной локализации, - но в результате недуга он вынужден всегда держать голову в одном положении, строго вертикально, причем ни на дециметр выше или ниже некоего незримого уровня, диктуемого этими злосчастными полями. В., который сперва, естественно, очень страдал и отчаивался, теперь, спустя два года, немного пообвык и даже нашел в своем состоянии известные плюсы.

В. живет в крохотной квартире на первом этаже, где его трижды в неделю навещает престарелая тетка, снабжающая его всем необходимым. Больной вынужден был отказаться от пешего передвижения, потому что нормальная ходьба связана с малозаметными приседаниями на каждом шаге (понаблюдайте со стороны), а это вызывало у В. нестерпимые боли. Для перемещений по комнате и прогулок в окрестностях дома В. приобрел кресло на колесах; снабженное нехитрой автоматикой - поддержание определенной высоты сиденья и сигнализация на случай внезапного обморока - кресло это почти освободило В. от обычной неволи инвалида.

Но вот случилось так, что миниатюрный моторчик, приводивший кресло в движение, вышел из строя; какой-то приятель В., принимавший в нем большое участие, взялся его починить, да так и сгинул вместе с моторчиком, а больному пришлось обратиться к наемной сиделке. В. рассказывает: это наглая, крикливая особа, привыкшая безжалостно третировать умирающих, она тут же уяснила своеобразие болезни В., и, прогуливая его в кресле обычным вечерним маршрутом, нисколько не считается с ограниченным полем зрения больного, которое не поднимается выше подвальных окон и мусорных урн. Обычно именно это сиделка и демонстрирует несчастному В., быстро минуя его любимый газон с розовым кустом; если же В. пытается возражать, она становится перед ним и костит его на всю улицу, даром, что больному видны лишь ее стройные голени да ступни в босоножках, гневно притопывающих по ходу перебранки. Интересно, что В. еще ни разу не видел свою сиделку целиком, так сказать, во весь рост, по правде говоря он даже никогда не лицезрел ее, и может лишь представить облик девушки, успешно ли, нет ли, отождествляя его с голосом, - но это занятие для утонченных натур.