Евгений Филимонов - Душа дома

Что делают вещи в наше отсутствие? Ведь не зря же время от времени многие задаются этим вопросом. В элементарный ответ на это как-то не верится, а другого мы не знаем. И невозможно пронаблюдать за ними, даже скрытно: ведь наблюдение — это уже присутствие.

Даниил Андреев говорит абсолютно точно, что существа, управляющие тайной жизнью дома, занимают небольшую укромную сакуалу под названием Манику, несколько напоминающую жилые комнаты. В случае бедствия или же разрушения жилья эти существа могут погибнуть. Они жизненно заинтересованы в благополучном существовании дома.

Грабитель вставил ключ и нажал легонько. Замок не поддавался, хотя ключ был изготовлен вполне точно, по чистому оттиску, и должен был работать как подлинник. Он вытащил ключ и придирчиво осмотрел его, пожал плечами. Попытался еще раз. Теперь замок, изо всех сил имитирующий работу блокиратора, не смог больше противостоять мощному нажиму. Дверь отворилась, и вор осторожно вошел.

Душа дома следила за ним с холодным ужасом — так человек не сводит взгляда с подползающей змеи, пытаясь на ощупь подобрать палку или камень. К слову, как устроено зрение души? Опять же, полная неизвестность, хотя эта душа дома видела одновременно и ситуацию за порогом, во дворике. Сейчас там было тихо, непривычно тихо, а возле центральной клумбы плоско лежало мохнатое собачье тело (вор только что сноровисто убил собаку), и для всех обитателей дома стало ясно, что сюда проник смертельный враг.

Все сосредоточилось на этом, и душа дома как бы скомандовала шепотом: все сюда! От последней плошки до газового баллона возле кухни, от дрели в ящике с инструментами до набора щеток — дом завороженно наблюдал за продвижением вора, и лишь во дворе все так же продолжала безутешно убиваться над мертвым псом молоденькая слива. А ведь он ей крепко досаждал.

В комнате было темно из-за закрытых ставень, но грабитель не рискнул включить свет. Он зажег крохотный, но сильный фонарик, батарейки которого хватало как раз на сеанс ограбления, минут на двадцать, на полчаса. Обычно он укладывался в такой срок, вор был очень опытный, так сказать — вор по призванию. Он повел тонким лучиком вокруг, по стенам гостиной; матовые блики побежали по мебели, по стеллажам, по безделушкам, и каждая вещь, на какую падал взгляд грабителя, как бы моментально леденела. Тот, однако же, не отвлекался на такие пустяки — он с лету определил уровень достатка (средний, с тенденцией к понижению), возможное присутствие золота и камешков (минимальное, разве что золоченые ложки да какие-нибудь серьги-кольца из той поры) и уровень защиты. Ну, тут-то он был спокоен — все семейство выехало на три дня, сигнализации не было вообще. Да-а, скромненько живут… Не будь такого верняка в смысле безопасности — может, и не стоило вообще потрошить этот домик. Но, раз уж тут…

Вор подошел к столику в углу и поднял со столешницы миниатюрного ватного ежика, всего утыканного иглами и булавками. В полутьме он никак не мог определить, что это такое, а сверкало издали как драгоценность. Тотчас же старая булавка, уже тронутая слегка ржавчиной, глубоко впилась ему в палец.

— Твою ж!

Вор отшвырнул ежика и поспешил в ванную. Не в его правилах было оставлять следы, а палец сразу стал обильно кровоточить, под эластиковой перчаткой возник противный скользкий слой.

В самом деле, аптечка была в навесном шкафчике на верхней полке, и лишь только грабитель отстегнул пластиковую крышку, оттуда мощно дунуло и сразу запорошило ему глаза какой-то едкой пудрой — как потом выяснилось, тальком. Яростно матерясь, вор открыл кран, но вода не пошла — на этот раз по той простой причине, что ее просто перекрыли на отъезд. Он поискал было на ощупь главный кран (а того тем временем надежно закрыл старый тапок в передней), плюнул и бросился в кухню, надеясь, что уж там-то, в кувшине, в чайнике, найдется хоть сколько-нибудь воды.

Да, чайник возле плиты оказался чуть ли не полон, и вор уже нагнулся было над раковиной, чтобы промыть глаза струйкой, но что-то внутри его удержало. Точно! От округлого бока чайника шло ощутимое тепло, он полон был кипятка. Вор поставил чайник на место и протер лицо полотенцем; до него стало доходить, что ему сопротивляется дом.

Повторяю, вор был очень опытный, и такие случаи уже бывали в его практике, более того, знакомая цыганка за хорошие деньги снабдила его средством на случай такого противодействия, это была весьма стертая старинная медная монета на гайтане. Неизвестно, какие там мрачные процедуры произвела над ней цыганка, но до сих пор монетка действовала исправно. Однако — разница! — все прошлые случаи нельзя было полностью перенести на этот, те были в городских квартирных домах, а там души дома чаще всего отсутствуют. Говоря точнее, они есть, но отличаются от подлинной души так же, как отличается ЖЭК от настоящей домохозяйки. Это никакая не защита.

Вор оторвал тонкую полоску от полотенца и кое-как перемотал палец. Его все это не особенно смутило, но вторично он вошел в гостиную с еще большей осторожностью. Но тут же под ногами раздался треск каких-то металлических скорлупок, да еще какое-то слабое блеяние, сразу смолкшее. Под тонкой литой подошвой ощущались какие-то неровности… Повел лучиком понизу и обнаружил, что наступил на миниатюрную железную дорогу, совершенно незаметную на фоне узоров ковра, а блеяние, скорей всего, издал крохотный локомотив, полураздавленный, лежащий на боку. Он переступил через поверженный состав и направился к шкафу. В этот момент душа дома окончательно решилась и слегка приоткрыла ящичек серванта, буквально чуть-чуть, на сантиметр.

Надо сказать, что в доме имелись вещи значительно более старые, чем душа дома, многие вещи издалека, а также со своей судьбой. Некоторые лишь впервые за свою долгую жизнь здесь уяснили себе, что такое покой и любовь, распространявшиеся также и на них. Самым древним в доме по праву считался простой подсвечник, который застал еще постоялые дворы и крепостных, однако он за свой век настолько привык к грабежам и насилию, что практически на такое не реагировал. Вот и теперь он как бы поднял бровь: а-а, мол, снова ограбление! — и опять утонул в своих допотопных снах.

Предмет, ради которого душа дома приоткрыла ящик, был тоже достаточно стар. На заре уходящего века его произвела фирма Золинген, снабдила двумя перламутровыми щечками, любовно выгнула лезвие и по неглубокой ложбинке, переходящей в тончайшее жало, стальной изморозью вывела свое имя. При первом же взгляде на эту бритву становилось ясно, что она полна скрытой, опасной энергии. Душа дома побаивалась ее — единственной вещи в доме! — и переживала в те редкие случаи, когда отец семьи по какому-то капризу вдруг решал побриться именно этой штукой. Душа дома подозревала (и совершенно справедливо), что за этой самой Золинген темнеет что-то ужасное. В самом деле, на исходе тридцатых годов эта бритва участвовала в нескольких убийствах. Попав в этот дом, она пригрелась и как бы отодвинула в неизмеримую даль свой уголовный этап — ей здесь нравилось, — но перестать быть собой она не могла.