Николай Чадович - За веру, царя и социалистическое отечество

Пока Рид, прилагая героические усилия, устранял аварию, а Богданов всеми возможными способами пытался проветрить лабораторию, в заранее приготовленную реторту поступила первая порция готового к употреблению грибного экстракта.

– Так о чем мы тут с вами беседовали? – Богданов, вернувшийся на прежнее место, вопросительно глянул на Рида (мыслей у него в голове было столько, что они все время разбегались, и почтенный ученый постоянно пребывал в положении кошки, рискнувшей поиграть сразу с несколькими мышами).

– Про гриб псилоцибе и индейцев майя, – охотно напомнил Джон Рид.

– Ах да… Ни одна религиозная церемония не обходилась без отвара псилоцибе. Причем употребляли его не только жрецы, проводившие кровавые жертвоприношения, но и жертвы, обреченные на заклание.

– Короче, веселились все, – пробормотал Рид, у которого с непривычки не только мутилось в голове, но и в желудке бунтовало.

– Веселились или, наоборот, обретали ледяное спокойствие, это нам как раз и предстоит выяснить, – изрек Богданов, имевший дурную привычку ставить опыты на себе самом или на ближайших своих сотрудниках. – Знаете, в чем состоит главная проблема любого практикующего фармацевта? В правильном определении дозы лекарственного вещества, а также яда. Помните убийство Распутина? Цианистый калий не подействовал на него, причиной чему стала передозировка. Экстракт псилоцибе сам по себе не ядовит, это уже доказано. Но вот в каких количествах его следует употреблять, дабы достичь желаемого эффекта, пока не совсем ясно. Этим мы сейчас и займемся…

Говоря так, Богданов пододвинул Джону Риду стакан с дистиллированной водой, в который успел что-то капнуть из пипетки.

– Это мне? – без особого восторга осведомился тот.

– Вам, кому же еще… Пейте, не бойтесь. Я бы и сам выпил, да боюсь оставить без присмотра аппаратуру.

Рид послушно выпил, но на первых порах совершенно ничего не ощутил. Вода как вода. Безвкусная, да вдобавок тепловатая. Эх, сейчас бы синебрюховского пива, так ценимого Лениным! Или хотя бы поддельного ямайского рома, ставшего жертвой излишней щепетильности Мишки Япончика.

Дабы скоротать время, они заговорили о последнем романе Богданова, в котором тот живописал строительство марсианских каналов.

– Выглядит все, скажем прямо, довольно наивно. – Рид неожиданно для себя самого резанул правду-матку. – Если марсиане уже овладели атомной энергией, не проще ли было добывать воду из минералов, где она содержится в связанном состоянии, чем рыть в мерзлом грунте громадные траншеи?

– Каналы являются как бы символом созидательной деятельности, – пояснил Богданов, глаз не спускавший со своего собеседника. – Должны же разумные существа направлять куда-то свою творческую энергию. Вот пусть и роют каналы. Вопрос об их целесообразности не обсуждается.

– А не лучше ли тогда возвести новую Вавилонскую башню? Ну чем не символ созидательной деятельности? Или утыкать всю планету каменными идолами, как это уже имело место на острове Пасхи? Ты, Саша, вроде бы и умный человек, но рассуждаешь, прости меня за откровенность, как последний дурак… В духе нашего общего приятеля Троцкого. Дай тому волю, он все на свете перекопает… Сталин – наоборот… Этот под кого-то другого копал бы. И вообще, достали вы меня! Марксисты, монархисты, анархисты, дери вас реей в зад…

– Прежде вы часто употребляли нецензурные выражения? – поинтересовался Богданов.

– Тебе какое дело! Допустим, что часто. А может, и не очень… Я американец! Человек воспитанный. Не чета некоторым… Саша, ты знаешь, как по-английски будет «дерьмо»? Шит! Вот ты этот самый шит и есть. Плесни мне еще чего-нибудь. Да не жалей… Сейчас споем… «Вставай, проклятьем закл… зекл… зекалэмэнэ…»

Очнулся Рид на матрасике, который прежде служил постелью хозяйскому псу, недавно скончавшемуся после одного неудачного эксперимента.

Человек в здравом рассудке улечься на этот блошиный рассадник никак не мог, а посему соответствующие выводы напрашивались сами собой… Но, с другой стороны, Рид не ощущал никаких мук похмелья. Голова его была свежей, жажда не мучила, тошнота не досаждала. Вот только все, что предшествовало отходу ко сну, напрочь выпало из памяти.

– Как самочувствие? – поинтересовался Богданов, успевший наполнить экстрактом псилоцибе уже с полдюжины реторт.

– Бывает и лучше. – Рид сел. – Хотя я ожидал чего-то гораздо худшего.

– Какие выводы следуют из нашего опыта? – Богданов одел очки и раскрыл лабораторный журнал. – Опишите, пожалуйста, ваши ощущения.

– Одну минуточку… – Рид попытался внимательно вслушаться в свой организм. – Вам простыми словами или научными?

– Как угодно. Но желательно без мата.

– Велика была доза?

– Один миллиграмм.

– Тогда пишите: употребление одного миллиграмма препарата спустя четверть часа вызывает у человека средней массы состояние, сходное с алкогольным опьянением, однако без видимых негативных последствий, свойственных последнему.

– Если вы пришли в норму, продолжим опыт. – Богданов отложил свое неизменное вечное перо в сторону. – На сей раз увеличим дозу псилоцибе вдвое.

– Не лучше ли будет пригласить добровольца со стороны? – Джон Рид пошел на попятную.

Богданову это весьма не понравилось. Самому себе он, по слухам, и вторичную холерную сыворотку прививал, и свиную кровь переливал, и даже пытался пересадить семенные железы обезьяны.

– Вы хотите огласки? – воскликнул он. – Если нет, так потерпите еще немного. Кроме того, для чистоты эксперимента необходим один и тот же испытуемый. Дабы потом не пришлось делать скидку на индивидуальные особенности организма.

Делать нечего – пришлось Риду снова лакать эту гадость, тем более что инициатором эксперимента с грибом был он сам.

Кивком поблагодарив Богданова за душевную фразу: «Простите, но здоровья пожелать вам не могу» – и сдержав рвотный позыв, Рид стал дожидаться результатов действия двойной дозы псилоцибе, которые, учитывая предыдущий опыт, могли быть самые непредсказуемые. В тягостном молчании прошли и четверть часа, и еще столько же, но симптомов опьянения все не появлялось.

Время тянулось невыносимо медленно, словно его двигали не тайные силы вселенной, как это следовало из новейшей теоремы молодого немецкого физика Эйнштейна, а те самые заезженные клячи, которые вывезли из «Крестов» бочку с нечистотами.

Внимательно приглядываясь, а главное, принюхиваясь к обстановке лаборатории, Джон Рид все больше убеждался, что оставаться в столь мерзком месте и дальше решительно невозможно. Затея с грибами оказалась дурацкой авантюрой, недостойной порядочного человека, а про недавнее знакомство с балтийским моряком Пашей Дыбенко противно было даже вспоминать.