Евгений Гаркушев - Фактор города. Мир фантастики 2010

Красна девица кланяется и продолжает уже по-простому:

– Возьми, а? Серьезно!.. Правда, я делать ничего не умею… кроме одного! – Девица лукаво подмигивает, приподнимает подол, из-под юбки выскакивает карапуз лет трех и начинает корчить рожи. Следом вылезает другой, чуть постарше. – И второго! – улыбается девушка. Из-под юбки выбирается девчушка. – И третьего! – делано удивляется красна девица. За сестрицей показывается братишка-близнец. – И четвертого! – ахает «красавица». Завершает процессию «подъюбочников» мальчишка постарше, почти подросток. – И пятого! – всплескивает руками «невеста». – Ого! Да я, оказывается, много могу!

– Нашла чем удивить! – фыркает Женька. – Великолепная пятерка и вратарь…

– Тирлин-н-нь! – Музыка, корона. – Делайте выбор!

Механическая «каракатица», поблескивающая металлом и маслом. Печальный скрежещущий голос:

– Меня зовут RPS-813025A. Я робот, но тоже хочу мужской ласки…

– …Чистки и смазки! – завершает Женька.

– Тирлин-н-нь! – Музыка, диадема. – Делайте выбор!

Страшная морда в багровых шишках и волдырях. Узкие прорези хищных глаз. Зловещее шипение:

– Я – Щщщеккк, первая красссавица планеты Ташшшттт! Я хочччу ззземного мужжжчину! – Клыкастая пасть облизывается. – Я сссделаю тебе хорошшшо, пташшшка! – Из мощных звериных лап высовываются и тут же прячутся назад когти. Наплыв камеры на бугристую морду «красавицы». Страстный оскал и хлюпанье воздушного поцелуя.

– С лица, конечно, не воду пить… – пытается убедить себя Женька, но тут же срывается и бежит в туалет. Возвращается, морщась и вытирая рот ладонью.

– Тирлин-н-нь! – Музыка, хрустальный венец. – Делайте выбор!

Девушка в желтом купальнике на берегу моря. Обычная внешность, русые волосы, средний рост, фигура без излишеств, но и не «унесенная ветром». Голос приятный, с легкой «сексуальной» хрипотцой:

– Меня зовут Саша. Я – биотрансформер. Вы любите брюнеток? – Волосы девушки мгновенно темнеют. – Блондинок с косой до попы? – Черные пряди светлеют, удлиняются, заплетаются в косу… – Вам нравятся осиная талия и ноги от ушей? – Девушка превращается в гигантскую осу, по желтому купальнику бегут черные полосы. – Или вы ценитель пышек? – Тело трансформера расплывается, превращаясь в желтый шар с ножками-тумбами и ручками-сардельками. Гипертолстуха заговорщицки подмигивает и шепчет: – А может, вы предпочитаете мужчин?.. – Желтый купальник съеживается в узенькие плавочки-стринги, жир преобразуется в груду накачанных мышц, тело вытягивается под два метра…

– Тирлин-н-нь! Делайте выбор!..

– Тирлин-н-нь! Делайте выбор!..

– Делайте выбор!.. Делайте выбор!.. Делайте выбор!..

Выбрасывая в форточку осколки с трудом разломанной диадемы, Женька подумала: «Как хорошо, что я не мужчина…» А забравшись под заветное одеяло, шепнула:

– И как хорошо, что я уже сделала выбор, – и прижалась щекой к теплому плечу сладко посапывающего мужа. – Надеюсь, милый, ты поступил бы так же?..

Этот подвал мы давно присмотрели. Хороший подвал, удобный, и главное – выходов из него целых шесть. Не то что та крысоловка под развалинами бывшего универмага, в которой на прошлой неделе хоронились. Там, хотя и потолки почти целые и не воняет так, как здесь, а выхода было только два. Да до дальнего еще добраться надо, а пойди доберись, когда все вокруг рвется, рушится и норовит тебя тут же на месте похоронить. Хорошо, в этот раз все успели, хотя марсиане уже на пятки наступали. А сколько их было, не добравшихся, не добежавших, не дотянувших за эти три года, – уже и не сосчитать. Из тех, кто выжил после нашествия, в живых остался на сегодняшний день каждый пятый. А то и меньше.

Не знаю, кто придумал этих сволочей называть марсианами. Попросту так с первого дня нашествия повелось, как только эти гады Землю бомбить начали и рухнули первые города. Ленька Очкарик вон говорит, что агрессор пришел откуда-то с Сириуса, вроде бы так по радио передавали, когда еще связь была. Может, и с Сириуса, а по мне так хоть с Марса, хоть с Лебедя, хоть с Рака – одна задница. Главное, что за несколько дней они уничтожили больше девяноста девяти процентов населения. А тех, кто остался, травят как крыс и рано или поздно наверняка затравят.

Иллюзий насчет дальнейшего мы не питаем. Хотя бы потому, что за три года удалось всего десяток марсиан прищучить, а сколько наших они, паскуды, положили… Конечно, в других местах люди тоже остались. В развалинах городов, в основном, потому что в лесах и в деревнях, по слухам, никто не выжил, пожгли их там всех. Но в городах есть еще наши, наверняка есть, а значит, марсиан хоть немного, хоть несколько тысяч всего, а грохнули. Так что не совсем задарма им наши жизни достались.

До подвала этого добирались мы трое суток. Первый день по Кривой Собачьей шли, что петляет между набережной Малой Вонючки и полосой отчуждения бывшей железной дороги. Впрочем, шли – не самое подходящее слово. Гд е перебежками продвигались, где ползком, а через развалины вообще как придется. И там, где Кривая Собачья упирается в остатки стадиона, нырнули под землю в канализацию. Вот по трубам и добрались. За двое суток – со жратвой и с оружием быстрее никак. Раньше мы сюда только по двое, по трое на разведку ходили.

В общем, только разместились и посты выставили, еще даже кашеваров не назначили, подваливают ко мне Ленька и Мишка Очкарики. Они братья, только друг на друга не сильно похожи. Ленька, старший, – долговязый, смуглый и близорукий. А Мишка – коренастый, рыжий и дальнозоркий. Очкарикам я обязан жизнью – год назад они вернулись за мной, контуженым, в подвал обрушившейся двухэтажки и вытащили из-под завала. А потом перли на себе двое суток, пока не догнали отряд.

– Слышь, Летеха, – Мишка говорит, – разговор до тебя есть, давай в сторону отойдем.

Я никакой не лейтенант и вообще не военный, только так получилось, что после смерти Глеба группой командую я. Вот Глеб – тот настоящий был летеха, кадровый. Если бы не он, вполне возможно, нас никого бы в живых давно уже не осталось. Партизанской войне он учил. И как отступать, и как убежище выбирать, и про остальную стратегию-тактику каждый день вдалбливал. А потом Глеб погиб – вот уже полгода, как его нет. С тех пор Летехой кличут меня, привык уже. Вообще-то я Алексей, Леха, так что всего две буковки-то к имени и прибавили.

В общем, отошли мы с ребятами, тут они мне и выдали:

– Такое дело, Летеха, – Ленька Очкарик говорит, а сам в сторону смотрит, – ребята не хотят по подвалам хорониться больше. Нет смысла в этом – рано или поздно нас все равно перебьют. И скорее рано, чем поздно. Поэтому мы решили уходить.

Я аж остолбенел поначалу.