Евгений Гаркушев - Фактор города. Мир фантастики 2010

– Спасибо, господин инструктор, – поблагодарил я. – Уж я позабочусь о путях отступления для термитов. Да и фактически я не думаю, что охота затянется. Я и моя подруга вовсе не кровожадны – мы убьем одно насекомое, максимум два и вернемся на корабль. Надеюсь, мы завершим охоту в первый же день.

– Вам очень повезет, если вы справитесь за день. Термиты уже не те, что в первые дни экспансии. Они пуганые и знают свою территорию, в отличие от нас. Да, у нас огромное преимущество – техника. Инфракрасные визоры определят район, где роятся насекомые. Найдут его по исходящему от них теплу. Но поразить термита не так просто. Они передвигаются с приличной скоростью. Конечно, не так быстро, как альмейдяне, но зато они гораздо более маневренны. Давайте теперь я продемонстрирую вам возможности боевого скафандра. Это действительно чудо альмейдянской техники и ее последнее достижение.

Курс лекций о возможностях скафандра занял трое суток. Возможности впечатляли. Особенно поразило меня встроенное оружие. Стрелять можно было одновременно всеми четырьмя держателями. Верхними – из аннигиляторов, нижними – из плазменных разрядников. При этом оружие имело значительный радиус поражения, и для удачного выстрела достаточно было навести его на цель весьма приблизительно. Кроме того, скафандр оказался легким и гибким, он почти не стеснял движений и не причинял видимых неудобств. Зильда была в восторге, дай ей волю, она и спать бы ложилась в скафандре.

– Хорошей охоты, – пожелал нам инструктор перед самым прилетом. – И учтите, скафандр остается функциональным, лишь пока носитель внутри него жив. Он запрограммирован на самоуничтожение, если носитель погибает.

– Зачем? – спросил я.

– Чтобы оружие не досталось врагу. Так что для собственного удобства постарайтесь остаться в живых.

Я придал фасаду выражение веселья, хотя не очень люблю мрачный юмор.

От места посадки до термитника мы с Зильдой добрались довольно быстро. Местное солнце еще не взошло, первые лучи лишь слегка подсветили горизонт. Было довольно темно и, по местным меркам, прохладно. Меня порадовало это обстоятельство – тепловые визоры наиболее чувствительны именно в темноте и на холоде. Я принялся сканировать местность и вскоре обнаружил признаки присутствия стада.

Я зафиксировал направление и расстояние. Пока что все складывалось крайне удачно.

– Тиль, дорогой, я пойду в авангарде, – сказала Зильда. – А ты будешь держаться сзади, на расстоянии видимости, и в случае чего прикроешь меня.

Я принялся было возражать, потому что двигаться впереди означало подвергнуться большей опасности, нежели сзади. Однако переспорить Зильду не удалось, и я в результате проявил свойственную мне покладистость. Задействовав все датчики и включив режим максимальной маскировки, мы с Зильдой направились к месту лежки стада.

Первым увидел марсианина Мишка Очкарик. Мишка лежал метрах в двадцати слева от меня, укрываясь за кучей мусора. Место для засады мы искали двое суток и, наконец, нашли. До нашествия место называлось площадью Труда, по центру ее был разбит сквер, и не одна пара влюбленных целовалась на узких скамейках под тополями. Я частенько бывал здесь, водил девчонок в мороженицу на углу, с приятелями спускался в пивной погребок со знаменитыми охотничьими сосисками под чешское и баварское.

Теперь площадь переименовали в Кладбище Дохлых Псов. Почему-то именно здесь погибло особенно много собак. Возможно, после смерти владельцев инстинкт гнал их сюда, в скверик, куда покойные хозяева водили выгуливать породистых щенков.

По периметру Кладбище Дохлых Псов было основательно завалено остатками рухнувших зданий и горами мусора, но с севера проход оставался свободен. Здесь на площадь выходил Крысиный проспект, бывший проспект Мая, и угловые здания по обе стороны проспекта остались целы. Вот в этих домах, по шесть бойцов в каждом, и сосредоточились основные силы отряда. Я же с обоими Очкариками занимал позицию прямо напротив выхода проспекта на площадь.

Мишка негромко свистнул. Я повернул к нему голову, и он показал выпяченный указательный палец. «Один», – понял я и дал отмашку стволом автомата. Краем глаза я увидел движение в окне второго этажа правого здания. Там приняли сигнал, сейчас ребята наверняка рассредоточивались по огневым точкам. Я махнул Леньке, затем подполз к краю моей баррикады из мусора и осторожно выглянул. Мне понадобилось секунд пять, чтобы обнаружить марсианина. Он почти сливался с местностью и плавно передвигался по остаткам тротуара, словно плыл по нему. Больше всего это походило на перемещение уродливого старого холодильника, из которого торчали в разные стороны шесть гипертрофированных конечностей. Казалось, будто сам холодильник был ожившей иллюстрацией к «Мойдодыру», а пару лишних конечностей художник намалевал по пьяни.

Марсианин приближался, теперь он двигался гораздо медленнее. Я прикинул, что с такой скоростью на расчетной точке он окажется минут через пять. А в следующий момент меня пробрал холодный липкий страх, который до сих пор я усиленно сдерживал. Я подумал, что марсианин явно знает о нашем присутствии, и если он начнет стрелять раньше, чем окажется в траверсе между домами, то нам конец – ребята могут попросту не успеть. Я решил, что открою огонь при первых признаках активности этой дряни, а секунду спустя увидел второго. Тот находился метрах в двухстах позади первого, он так же медленно плыл вдоль по проспекту, сохраняя дистанцию.

«Гады, – подумал я, – гады, гады, гады, сволочи гребаные, вонючки, чтоб вам сдохнуть, паскуды!» Я лежал, вдавив приклад автомата в плечо, и ругался про себя страшными, грязными словами, мешая проклятия с матерной бранью. Страх долго не хотел уходить, он уже завладел мной, почувствовал себя хозяином и теперь стрелял холодным потом из пор. А потом я подумал о Варе, и страх за нее вытеснил мой собственный.

«Только не Варю, – как заклинание, твердил теперь я. – Убей меня, убей всех, пусть никого не останется, только пощади Варю». А затем я внезапно осознал, кого я прошу и умоляю смилостивиться, и мысль о том, что молитва обращена к этим уродам, буквально пробила меня. Я стиснул зубы и, глубоко вздохнув, взял себя в руки. Страх ушел, его больше не было, осталась лишь ненависть. И когда марсианин оказался внутри расчетного сектора, я вскочил на ноги, остервенело рванул спусковой крючок и заорал: «Огонь!»

Не знаю, сколько длился этот бой. Наверное, считаные секунды. Огонь из пятнадцати стволов накрыл марсианина. Потом слева от меня вспыхнуло, и сразу вслед вспыхнуло справа. Несколько вспышек прошло по окнам обоих домов, и вдруг рев и треск оружейной пальбы прекратились, и в наступившей тишине лишь одинокий пронзительный голос, надрываясь, кричал: «Не стрелять!» Я не сразу понял, что голос этот мой, а поняв, повалился ничком на мешанину из обломков кирпича, бетона и собачьих скелетов, и наступила полная тишина. Я отжался на локтях и выглянул из-за укрытия. Марсианин лежал на земле, из прорех на его теле теперь пузырилась и стекала струйками на землю отвратительная зеленовато-бурая жидкость.