Питер Филлипс - Сновидения - святое дело

- Зачем, - спросил я, - вы сами себе усложняете жизнь, Красвелл?

- Имя мне, - произнес он с поистине чудовищным высокомерием, Мултан.

- Мултан, Султан, Шашлык, Беф-Строганов, Гамбургер или еще каким многосложным экзотическим именем возжелаешь ты себя называть - я все равно спрашиваю, что заставляет тебя усложнять себе жизнь, когда, куда ни глянь, здесь найдется множество такси? Только свистни!

И я свистнул. Канареечное такси было тут как тут, воспроизведенное до мельчайших деталей, включая небритого верзилу-водителя, точную копию нахальной гориллы, которая подбрасывала меня к Пентагону в этот, теперь такой для меня памятный вечер.

Нет ничего на всем белом свете столь же неописуемо унылого, как нью-йоркское такси с подобного рода водителем. Вид его расстроил Красвелла, и зеленая равнина снова затрепетала, пока он с неимоверным трудом ни включил и такси в сюжет своих бредовых видений.

- Вот это самое настоящее волшебство! Ты действительно могущественный чародей, Нельпар!

Он забрался в кабину. И весь при этом дрожал, изо всех сил стараясь сохранить незыблемой структуру мира, куда он бежал в своих безумных грезах, преодолевая мои преднамеренные покушения разрушить этот мир грез и ввести его снова в бесцветную, но нормальную обыденность.

На этой стадии я еще испытывал что-то вроде странной жалости к нему, однако продолжал понимать, что только позволив ему воспарить до самых крайних высот творческого воображения, а затем погасив его пыл ведром ледяной воды, я мог бы опустить его воспарившее до небес эго на грешную землю, высвободив тем самым из мира грез.

Такой образ мышления был весьма опасным. Опасным - для меня самого.

Тысяча локспэнов Красвелла оказались эквивалентны десяти кварталам. Или, возможно, ему просто невмоготу было долго терпеть унылую тривиальность поездки в такси. Горя он нетерпения, он показал рукой через плечо водителя.

- Твердыня Змея!

По мне, так твердыня эта казалась удивительно похожей на свадебный торт, изготовленный Дали из красного пластика: десять этажей в высоту, каждый этаж, скорее даже ярус, представлял собой огромное плоское блюдо толщиной в полкилометра, причем каждое выше расположенное блюдо было меньше в диаметре и как бы вырастало из ниже лежащего, в результате чего создавалось впечатление, будто все сооружение по спирали возносится к сверкавшему голубым глянцем небу.

Такси вкатилось под огромную тень нижнего яруса, остановилось под отвесно нависавшей глухой стеной этого самого нижнего плоского блюда, которое вполне могло быть диаметром не менее трех километров. Если не пяти. Или даже семи. Что значат каких-то два-три километра в кругу фантазеров-профессионалов?

Красвелл проворно выскочил из кабины. Я вышел со стороны водителя.

- Один доллар пятьдесят центов, - отрубил водитель.

Квадратная небритая челюсть, низкий лоб, грязно-рыжие космы, выбивавшиеся из-под фуражки...

- А не слишком ли жирно для такой короткой прогулки?

Столько на счетчике! - рявкнул водитель, пожимая плечами. - Что, встать и отобрать силой?

- Проваливая к чертям в пекло, - как можно более приятным голосом предложил я.

Такси и его водитель провалились сквозь зеленый песок со скоростью высотного лифта. Отверстие тотчас же затянулось. Сколько раз я мечтал именно о таком исходе поездки в нью-йоркском такси!

Красвелл глядел на меня с отвисшей от удивления нижней челюстью.

- Извините, - произнес я. - Я теперь сам потихоньку начинаю убегать от действительности. Валяй сюжет дальше!

Он пробормотал что-то, чего мне не удалось разобрать, быстро зашагал к красного цвета стене, в которой наметились щели, обозначавшие контуры огромных ворот, и поднял над головой меч.

- Открывай ворота, Гарор! Твоя судьба предрешена. Мултан и Нельпар готовы здесь смело встретить все ужасы этой твердыни и освободить мир от тирании Змея!

Он забарабанил рукояткой меча по обведенной штриховыми линиями участку поверхности стены.

- Не так громко, - проворчал я. - Ты разбудишь соседей. Почему бы не прибегнуть к помощи кнопки электрического звонка?

Я приложил свой большой палец к кнопке и нажал на нее. Высоко вздымавшиеся над нами ворота стали медленно отворяться.

- Ты... ты бывал здесь прежде?...

- Да, после своего последнего ужина с омаром. Я учтиво поклонился.

- Только после вас, - добавил я, пропуская его вперед.

Творчество Дали продолжало маячить у меня перед глазами.

Мы прошли в огромный гулкий туннель со светящимися стенами. Ворота позади нас затворились. Красвелл замер и поглядел на меня каким-то весьма странным взглядом. И странность эта заключалась в том, что в его глазах промелькнул проблеск здравомыслия. А то, как он сомкнул губы, указывало на испытываемый им гнев. Гнев, вызванный моим поведением, а не Гарором или Змеем.

Не очень-то хорошо топтать ногами самолюбие другого человека. Гордость - это тигр, даже во сне. Подсознательная деятельность, как пояснил мне Стив, является функцией всего мозга в целом, а не какой-то отдельной его части. Став поперек дороги Красвеллу, я с пренебрежением отнесся не просто к его видениям, но и ко всему его интеллекту, глумясь над потенциалом его разума, над его способностями одаренного необузданным воображением писателя-фантаста. Я уверен, что в этот краткий миг просветления он каким-то непонятным для меня образом осознавал это.

- Твои возможности не беспредельны, Нельпар, - тихо изрек он. - Твои направленные только на внешние проявления сущего глаза слепы по отношению к мукам творчества; для тебя хрустальные звезды всего лишь блестки на платье продажной женщины, и ты отваживаешься осмеивать боговдохновенное безрассудство, которое только и превращает жизнь в нечто большее, чем простое переползание живого существа из материнского чрева к могиле. Срывая покров с тайны, ты не тайну уничтожаешь - ибо тайн бесконечное множество, как и покровов, их скрывающих, как и миров внутри других миров или в параллельных вселенных, но - КРАСОТУ. А уничтожая красоту, ты губишь душу свою.

Эти последние его слова, хотя и очень тихо произнесенные, были подхвачены изгибами стен гигантского туннеля, усилены ими, затем приглушены, в результате чего возникло пульсирующее повторение их, сначала громкое, затем тихое, этакое реверберирующее, гипнотическое эхо: "...губишь душу СВОЮ, ГУБИШЬ душу свою, губишь ДУШУ..."

Красвелл простер вперед руку с мечом. В голосе его звучало нескрываемое ликованье.

- Вот этот покров, Нельпар - и ты должен сорвать его, чтобы он не стал твоим саваном. МГЛА! Обладающая разумом мгла твердыни!

Должен признаться, что тогда, пусть хоть всего на несколько мгновений, слова его вызвали у меня легкий приступ головокружения. Я почувствовал себя в его власти, подавленный силой его воображения. И впервые в полной мере ощутил на самом себе все могущество его таланта.