Андрей Кивинов - Ночь накануне

Привычка эта была, наверное, вредной, но чертовски приятной — как хорошая сигарета после утренней чашки кофе. Синоптик отдыхал в чате от профессионального знания однообразия, скуки и мерзости так называемых общественно-политических процессов, происходивших и происходящих в стране, — и оттого, наверное, у него ни разу не возникало желания, даже мимолетного, докопаться до подлинных данных о личности своих сетевых собеседников. Пускай, если хотят, остаются Бомондами, Девочками, Терминаторами, Толиками…

На глаза Синоптику опять попался лист бумаги, исписанный его собственным почерком:

«…Знаешь, сынок, я тут как-то заметил, что одной из ярких черт нашего русского национального характера является способность любое дело закончить выпивкой и хорошей дракой. И дело тут не в агрессивности — просто традиция. Так уж заведено! Вроде пятичасового чая у англичан или обязательных немецких сосисок к пиву. Лучшие друзья испокон веку от души выворачивали друг другу скулы на деревенских престольных праздниках, позже — квасили кулаками носы в хмельном полумраке танцевальных площадок, рабочих клубов и даже институтских выпускных вечеров. Интеллигенция, правда, предпочитала выяснять отношения другими способами. Но, во-первых, еще неизвестно, что лучше, а во-вторых — где она, та интеллигенция? Ау-у-у! Единичные экземпляры — на грани вымирания…»

Синоптик взял со стола бумажный лист и аккуратно сложил пополам.

Потом сложил еще раз.

Потом еще раз.

Получился аккуратный белый прямоугольник, который Синоптик убрал в карман брюк.

Разберемся…

Интересно, с чего это он как раз сегодня вечером вообще решил написать письмо сыну?

Раньше вроде бы никогда не писал. Да и по телефону-то они последний раз общались, кажется, на день рождения. Или это было уже потом, весной?

Мальчишка учится в каком-то колледже. Второй или третий курс…

Как все-таки время летит… Синоптик попытался представить себе собственного ребенка — худого, неловкого и нескладного, как и все они в этом возрасте.

И неожиданно ясно и четко, как на огромном экране кинотеатра, увидел его, распластавшегося без движения прямо напротив какой-то глухой подворотни. Голова сына была неестественно запрокинута, лоб и верхнюю половину лица прикрывала намокшая кровью повязка…

Совсем рядом лежал рюкзачок с вывалившимися конспектами и знакомая зеленая веточка.

Синоптик отогнал видение и прислушался к собственным ощущениям.

Страха по-прежнему не было.

Ладно. Ноль информации, как его ни умножай, все равно дает в итоге нолик.

Синоптик встал, оделся, привычно похлопал себя по карманам: ключи, документы, бумажник.

По правде говоря, он всегда завидовал тем, кто в любое время года позволяет себе обходиться без пиджака или без куртки, — счастливые люди, никаких забот о том, куда положить удостоверение и как незаметнее пристроить пистолет…

— Дежурный?

— Слушаю, товарищ полковник.

— У нас все в порядке?

— Да вроде без происшествий. А что?

— Ничего. Я спускаюсь. Поеду один. Приготовьте ключи.

Монитор на столе затаился в режиме ожидания.

Ну что же… Говорят, еще вечером второго мая сорок пятого года в Берлине трамвайные контролеры взыскивали с перепуганных пассажиров штрафы за безбилетный проезд. Поразительно. Русские уже вели уличные бои на окраинах города, генералы разбитого вермахта сдавались в плен со своими штабами, а дисциплинированные, незаметные винтики умирающей государственной машины Третьего рейха продолжали крутить свои маленькие шестеренки.

Синоптик протянул руку и, в полном соответствии с инструкцией по безопасности, обесточил компьютер, с некоторым усилием выдернув вилку электрического провода из розетки. После этого он прошел в противоположный конец кабинета — к двери, втиснутой Основателем между часами и несгораемым ящиком, чтобы проверить печати.

Видимых повреждений не замечалось.

Контрольный волосок внизу тоже был пока в целости и сохранности.

Значит, можно идти.

Потому что, когда вдруг не понимаешь, что делать и кто виноват, — надо просто выполнять свой служебный долг.

Потому что лучше, в конце концов, сделать и пожалеть, чем не сделать и раскаиваться…

Электроника на панели приборов показывала двенадцать часов ноль две минуты.

Первым делом Синоптик вынул из-под лобового стекла специальный пропуск, числившийся за Управлением юстиции Московской области. Теперь, без мигалки на крыше и без этого пропуска-«вездехода», черный джип с оперативными номерами абсолютно ничем не выделялся из общего потока городского транспорта.

Хорошая, рабочая корейская машина…

Ну что ж, поехали.

Выруливая за ворота, Синоптик — скорее, по водительской привычке, чем по необходимости, — включил автомобильную магнитолу.

Передавали, как обычно, выпуск новостей.

«Продолжается визит президента по Восточному побережью Африки…

Завтра в Москве открывается Европейский экологический саммит…

Правительство Москвы разрешило провести марш несогласных, но не по Тверской улице, как требовала оппозиция, а в Южном Бутово…

И в завершение выпуска о погоде. Завтра в Москве ожидается конец света…»

Ерунда. Слуховая галлюцинация.

Надо будет завтра прикупить чего-нибудь в аптеке. Чего-нибудь успокоительного, с витаминами…

Если, конечно, оно вообще наступит, это самое завтра. А ведь запросто может и не наступить, да?

Вы ведь именно это имели в виду, гражданин Основатель?

Эх, попались бы вы мне где-нибудь на Кавказе, во время спецоперации…

Автомобилей на набережной было немного.

Синоптик сбавил скорость, показал поворот, чтобы перестроиться, — и почти сразу напомнила о себе радиостанция. Услышав протяжный тональный сигнал, Синоптик переключил ее в режим громкой связи:

— Докладывай.

— Возникла проблема. На питерской кольцевой только что опрокинулся грузовик с реквизитом. Протаранил отбойник на разделительной полосе и снес ограждение.

— Он еще в Питере?!

— Застрял в Торфяновке [6] Торфяновка — таможенный пост на границе с Финляндией. на таможне. Пришлось гнать, вот и занесло на мокрой дороге. Но если быстро перегрузить, то к девяти реквизит будет в Москве.

Дожили… Даже реквизит для операций спецслужб приходится делать за бугром. Кризис, видишь ли… А вот у «фиников» никакого кризиса…

— Пострадавшие есть?

— Так точно… Кабина всмятку. Вместе со всеми, кто в ней находился.

— Плохо.

— Я понимаю. — По голосу оперативника, отвечавшего за негласное сопровождение объекта, было ясно, что он растерян и даже, пожалуй, немного напуган.

— Журналисты какие-нибудь уже появились?