Кубанский Г. - Мир приключений 1964

Минул месяц, Дементий забывать стал про Джемса Хилдона, как вдруг капитан Гривс принес недобрую весть: “Бьюти” в Бомбее.

Мачты все укорачивались, будто их снизу топором подрубали, все укорачивались, покамест в колышки не обратились, потом притонули вовсе, и порт Бомбей схоронился за горизонтом. Ходуном заходил океан, прозелень его расчертил белый барашек.

“Королевский гриф” мчал к югу, резал милю за милей, и корабельная обыденщина вязала узелок к узелку, час к часу. Что ж, дело известное. Смена вахт, команды, затейливый посвист боцманской дудки. В полдень-заполдень, в полночь-заполночь вбегай на ванты, с парусами управляйся, силушки не жалей и ворон не считай. Дело известное, Дементию не диковинное.

Иное ему в диковину: впервой за годы бедованья весело на свет белый поглядеть, на небо голубиное. Милые барышни, милые! Обещание свое исполнили, улестили-таки своего дядюшку капитана Гривса. Да и старик боцман Пит постарался, и ему тоже земной поклон…

Домой, однако, путь еще был безмерно длинный и круто извилистый. “Королевский гриф” отнюдь не в Балтийское море путь держал, не в Ревель, и не в Ригу, и не в Кронштадт. “Гриф” Индию огибал. Тут не на недели счет веди — на месяцы. Далече до Лондона, еще дальше до портовых городов Российской империи. Но есть, есть теперь надёжа, что попадет все же Дементий Цикулин в отечество.

Полкским проливом осторожно прошел “Гриф” мимо Цейлона-острова, поворотил на север, к Мадрасу. Бывал ли кто из земляков Дементия в Мадрасе? Навряд… С левого борта Коромандельский берег в эбеновых лесах, в черных веерных пальмах, загляденье, и только. А Мадрас ощерился пушками форта Сент-Джордж, первой крепости, возведенной когда-то британцами на индийской земле. Отсюда, из казарм Сент-Джорджа, маршировали “томми” — солдаты — в Бенгалию и Мансур, отплывали к Цейлону, жемчужине Индийского океана.

Капитан Гривс не медлил в Мадрасе, снабдил крепость боеприпасами и вновь поставил паруса. Капитан Гривс знал, куда править, — в шкатулке с хитрым запором лежала у него инструкция Адмиралтейства.

Бенгальский залив, “море муссонов”, поигрывал волнами, как гимнаст мускулами, пугал порывами ветра, но переход выдался ровным, и все на корабле благодушествовали, даже боцман Пит не шибко ворчал, замечая плохо начищенную медяшку. Демектий в свободный час табак курил, калякал с матросами; усердный работник, незлобивый малый, полюбился он команде, и все сладилось как нельзя лучше…

Утренний туман разодрали бушпритом и вошли в дельту Ганга. Речные белесые воды мутили соленые, аквамариновые, а на берегах высилась Калькутта, богатая, разноязыкая Калькутта, с таким же, как в Мадрасе, фортом, где солдаты и пушки. Но Калькутта была знатнее Мадраса; вот уж почти полвека почиталась она столицей британских владений в Индии, и Дементий слышал, как кто-то из офицеров назвал ее вторым Лондоном.

“Гриф” поднялся вверх по Гангу. Капитан велел спустить шлюпку и отправился с визитом к генерал-губернатору лорду Маинтоу. Потом и матросы, соблюдая очередность, съехали на берег. И Дементий с боцманом Питом тоже.

Рязанский крестьянин, конечно, ведать не ведал, что за несколько десятилетий до него любовался Калькуттой другой россиянин — унтер-офицер Филипп Ефремов. Подобно Дементию, побывал унтер в плену, подобно Дементию, жил мечтою о родине. Только и разницы меж ними было, что мужик из деревни Ловцы добрался до Калькутты морем, а злополучный унтер-офицер — вниз по течению священного Ганга.

Второму Лондону салютовали весело: и капитана, и офицеров, и матросов ожидал первый Лондон. Никто на “Грифе” не подозревал, не догадывался, что за сюрприз ждет их на острове Святой Елены…

Насвистывая “Черноокую Сьюзи”, расхаживал по палубе капитан Гривс, в кают-компании офицеры играли в трик-трак, а матросы с особым усердием исполняли приказания мичманов и лейтенантов.

Недели и недели — океан, сотни и сотни миль — океан. И все та же корабельная обыденщина. Взрывают ее, как бомбой, шквалы, сметает железная метла ураганов, а потом снова затишье, снова попутные ветры. Проносится над пучинами длинный крепкий, облепленный ракушками киль, над мачтами реют темные альбатросы. Течение властно напирает на высокую корму, и горят в ночах корабельные фонари, пятная волны живым переменчивым светом.

Драконовы горы сперва означились призрачно, потом всплыли четко. Близился мыс Доброй Надежды, и уже только и было разговоров, что о роздыхе в Кейптауне.

Под малыми парусами “Гриф” вошел в Столовый залив. Открытый норд-вестам, залив этот не пользовался репутацией пристанища, где можно бить баклуши, и боцман Пит рассказал Дементию о тех бешеных ветрах, которые порой низвергаются с плоской вершины Столовой горы. Ого-го-го, какие ветропады! Они хватают корабль за шиворот и дают такого пинка, что тот вылетает в море, как нашкодивший кот, подвернувшийся под руку разгневанной кухарки.

Впрочем, передряги, испытанные в Индийском океане, сделали и капитана Гривса, и его команду не слишком-то привередливыми; все были рады Столовому заливу, прямехоньким улицам Кейптауна. Да и заботы — запастись провизией, исправить повреждения — не оставляли времени для раздумий о норд-вестах. За кормою лежало пять с лишком тысяч миль, а впереди — еще тысяч шесть.

Африку обогнешь, тут уж тебя пассат поджидает, а лучше его ничего нет, только не уваливайся с курса, режь точно. А рябой боцман ухмыляется: “Скоро, — говорит, — сынок, Эдистонский маяк завидим, скоро. Маяк же Эдистонский — то уже юг английский, вот как”.

“Королевский гриф” пересек Южный тропик, а неделю спустя вахтенный лейтенант постучался к капитану:

— В двадцати милях остров Святой Елены, сэр!

В наставлении мореплавателям было написано: “Остров Св. Елены лежит в 15°15 ю.ш. и 5°43 з.д. от Гринвича. Берега сего острова состоят из высоких каменных утесов и столь приглубы, что для кораблей неприступны, кроме норд-вестового берега, где в двух милях от г. Джемстауна есть хорошая глубина и дно для якорного стояния. Место сие называется рейдом Св. Елены”. А далее сообщалось, что островок посреди Атлантики снабжает корабельщиков отменной пресной водою, и поэтому все суда, идущие в Европу из Индии, с Островов Пряностей, из Китая и Южных морей, посещают его рейд.

Однако с недавнего времени остров Св. Елены был окружен неким нимбом — ореолом, наделен некой магнетической силой, притягивавшей не только моряков, но и людей сухопутных.

В тот год, когда наш Дементий тосковал в Бомбейском госпитале, в тот самый год на борт британского корабля “Беллерофон”, находившегося неподалеку от французского порта Рошфор, был доставлен низенький плотный человечек в треугольной шляпе и в мундире гвардейских егерей. Не теряя ни минуты, “Беллерофон” ушел в океан. В океане его встретил фрегат “Нортумберленд”, и человечек в треуголке был перевезен на фрегат, который тотчас, под всеми парусами, понесся, точно гончая, к острову Св. Елены. В октябре 1815 года “Нортумберленд” встал на якорь на рейде Св. Елены, в двух милях от Джемстауна, и господин в треуголке, из-под которой выбивалась прямая прядь волос, ступил на берег. Так Наполеон Бонапарт, бывший император французов, очутился в своей пожизненной тюрьме.