Гордон Диксон - Путь Пилигрима

Но как попал он оттуда сюда - в данный момент времени, в китайскую метрополию, стоящим перед лицом надвигающейся катастрофы, которую сам подготовил для человеческой расы?

Подсознание явно подсказывало ему, что его одиночество - это и есть ключ для решения проблемы с алаагами. Но почему так, в данный момент, на данном месте?

Вопрос вернул его назад, к окружающей действительности. Он поймал себя на том, что уже некоторое время наблюдает наступление рассвета. Все еще серый, но ясный свет озарил окружающие предметы. В этом свете он увидел, что на тротуаре, на каждом из четырех углов перекрестка, который он проходил, сидели или стояли по одной-две кошки, которые глазели на кошек, находящихся напротив.

Они посмотрели и на него, когда он проходил мимо, но лишь мельком. Он почти не удостоился их внимания, как будто они были алаагами. Они ничего не делали и не производили никакого шума. И уж никак не были они вместе. Даже когда на углу было больше одной, они находились на отдалении друг от друга и вели себя так, будто других кошек рядом с ними не было.

Возможно, они заявляли нечто вроде территориальных притязаний. Но в таком случае не было заметно, чтобы какую-то территорию захватывали или защищали. Только молчаливое выжидание и наблюдение.

Может быть, подумал он, скорее, не они похожи на алаагов, а он, а они все напоминают людей - занятых каким-то ритуалом, непостижимым для алаага, и который он, алааг, игнорировал, потому что для него не было резона вникать или вмешиваться.

Как Марии могло прийти в голову, что он восхищается алаагами и хочет быть похожим на них? Он всегда считал, что ненавидит алаагов тайной ненавистью, до которой далеко даже его коллегам-переводчикам. Он ненавидел их больше других, потому что боялся больше; и он боялся их больше, потому что изучал их более вдумчиво и лучше понимал. О-о, были вещи, за которые он воздавал алаагам по заслугам,- более выраженная, чем у людей, страсть к порядку, чистоте, честности и моральной прямоте. Но не может быть правдой, будто он подсознательно хочет быть похожим на них, что он подражает им в каком-то смысле.

Насколько он себе представлял, это было то же самое, с чем он столкнулся когда-то в школе. Он никогда не сможет стать частью алаагского общества, потому что они не примут его. Он просто не был алаагом и никогда им не станет. Он выжил рядом с ними благодаря своему уму, как сказала Мария. И стараясь как можно чаще быть незаметным; и избавляя их от необходимости демонстрировать свое превосходство над ним. Именно в этих хитростях он был силен…

Его вдруг осенило, где он научился таким трюкам. Это было в старших классах школы, когда его перевели на два класса вперед и ему пришлось общаться с подростками обоего пола двумя годами старше его. По отношению к нему они вели себя как алааги. Ни за что не хотели принять его. Два года в этом возрасте означали огромное различие. Ни один не хотел водить компанию с мальчишкой на два года младше. Такая дружба приклеила бы к ним ярлык непохожести на остальных в том возрасте, когда все хотят быть похожими друг на друга. Притом за стенами школы он мог соперничать с ними в физическом, социальном или эмоциональном плане не более, чем с алаагами в их специальных зонах.

И он в то время ненавидел за это одноклассников, как сейчас ненавидит алаагов,- так ему казалось.

Но нет - устало шагая по освещенным восходом пустым улицам с кошками на каждом углу, он должен был признать, что ненавидит вовсе не их. Мария была права. Он жаждал быть признанным алаагами, стать одним из них, поскольку не мог получить признания в собственном народе. Но как у него не было признания со стороны одноклассников, так же невозможно было получить признание со стороны алаагов. В каждом из случаев он делал вид, что ему все равно, хотел отгородиться от этого - в то время как в душе одновременно ненавидел их и жаждал быть с ними.

Он ощутил неожиданное родство с кошками.

«Они похожи на меня,- подумал он о кошках,- живут поодиночке и умирают поодиночке».

Он остановился как вкопанный.

Он сделал неожиданное открытие, что вот сейчас совершил то, в чем обвинял людей из Сопротивления в Лондоне и других вроде них. Он отчитывал их за антропоморфизм - интерпретацию различных действий представителей другой расы в виде действий человека, что приводило к ошибочным выводам и надеждам.

Так получается сейчас и у него с кошками.

Как человеческое существо в кошачьем обличье он мог бы жить один и в одиночестве встретить смерть. Но что дает ему право предполагать, что одиночество для кошки то же самое, что для человека? Может, одиночество для кошки значит совсем другое. Может, это непостижимая вещь, не умещающаяся в кошачью вселенную,- нечто такое, к чему кошки слепы и на что не реагируют, потому что для них это не так. Его будто пронзило молнией. Он внезапно остановился и стоял неподвижно, осмысливая пришедшее на ум. У алаагов должна все-таки существовать ахиллесова пята, которую он может отыскать, если хорошенько постарается; действительно, она должна найтись. Это вытекало из осмысления того, на что он только что натолкнулся в случае с кошками.

Он почувствовал необычайное возбуждение.

Взбудораженный, он отправился назад к Марии, единственному живому существу, с которым мог бы обсудить идеи, переполнявшие его голову. Быстро шагая в сторону отеля по недавно пустынным улицам уже при свете дня, он был удивлен тем, как много на улице людей и как заметно солнце уже поднялось над горизонтом. День обещал быть ясным. Очевидно, он ходил и думал гораздо дольше, чем полагал.

Вернувшись в номер, он застал Марию уже вставшей с постели. Он заключил ее в объятия.

– Ты была права! - сказал он.- Существует способ отделаться от алаагов. Я еще не нашел его, но знаю, он должен быть! Пойдем в гостиную, поговорим, я хочу привести в порядок свои мысли.

– А нельзя ли сразу заказать завтрак? - Она прикрыла ладонью зевок.

– Десять завтраков! - с энтузиазмом произнес он. Пока они ждали завтрака, он рассказал ей о кошках.

– …Понимаешь,- продолжал он, когда еда была уже перед ними и они начали есть - Мария, по крайней мере, ела. Шейну надо было о стольком рассказать, что еда ему мешала.- Понаблюдав за кошками, я понял, насколько мало представитель одного вида живых существ может правильно оценить побуждения другого вида, не говоря уже о другой расе. То, что годится для одного вида существ, может даже не существовать для другого. В сущности, эта вещь может и в самом деле стать невидимой и неслышимой. Наступает момент, как получилось у меня с кошками, игнорирования того, что невозможно понять. Даже если бы я смог приблизиться к пониманию того, что кошками двигала забота о территориальных правах, я все же не смог бы узнать, что означает для мозга, и мускулов, и кишок - занять такую позицию на углу и удерживать ее. Она перестала есть и с любопытством воззрилась на него.